кшерхи досаждали столице в течение всей ночи. За это время они успевали и подзаработать, и развлечься, и отдохнуть. Впервые на его памяти странники покидали Корвидиум в такой спешке.

Резко выпрямившись, Рамина быстро развернулась. Скудного освещения было достаточно, чтобы заметить, как недовольно искривились ее губы.

– Я привыкла отдыхать здесь, Аскар. Привыкла, что этот мир дружелюбен к нам. Но с оборотами все меняется, теперь я не могу сказать, что твой город безопасен для вольников. Что он все еще твой, – четко проговаривая каждое слово, Рамина вдруг резко взмахнула рукой, указывая куда-то в сторону.

Зазвенели тонкие браслеты, но мигом позже этот звук потонул в оглушительном вороньем карканье. Темная туча, что взвилась в небеса над Обителью жнецов, потоком хлынула к лесу, уносясь прочь.

– Это всего лишь птицы… – не дрогнув, сдержанно бросил Аскар.

Впрочем, в душе этого покоя не было. Он прекрасно понимал к чему клонила Воля. Понимал, но принимать это не желал.

– Птицы? – зашипев разъяренной кошкой, окончательно теряя над собой контроль, Рамина вдруг резко шагнула к нему. – Оглянись, Аскар! Это уже не твой город. За что умер твой отец, за что сражались вольники, за что проливали кровь наши друзья? За это? – ее рука снова взметнулась. Негодующе зазвенели браслеты.

Терпеливо вздохнув, Аскар опустил к ней взгляд, но сказать ничего не успел. Рука женщины, что мгновение назад указывала на громадину Обители вдруг упала, сама же Рамина медленно отступила назад.

– Мы шли на смерть за свободу твоего народа. Но что я вижу? – хрипло засмеявшись, она резко мотнула головой. – Я вижу, что мы рисковали зря. Мы оставили здесь короля, который хотел спасти свой народ, а встречаю я… – поджав губы, она только растерянно покачала головой.

Каждое слово било в цель, задевало самые дальние уголки души, о которых сам Аскар предпочитал забыть. И это раздражало.

– Вы оставляли наивного мальчишку-идеалиста, Рамина. Я не могу уничтожить жнецов, без них погибнет мой народ! Только они могут зажечь искру жизни в новорожденном ребенке!

Не смотря на ночную прохладу, мужчина вдруг ощутил жар. Что бы кшерх понимал в политике, в жизни оседлого народа!

Вновь резко вскинув голову, Рамина скупо усмехнулась.

– И на этом их дело заканчивается. Друг мой, ты забываешь, что я – Воля. Я вижу многое, а знаю и того больше. Твой отец позволил жнецам создать государство в государстве и ты повторяешь его ошибку. Корвидиум, твоя страна, твой мир снова на грани, – печально вздохнув, она вновь развернулась к кострам.

Песни, что затихли было, снова разлились по долине. Вернее, лилась только одна, старая песенка о заносчивом вороне и верткой синице. Аскару не сразу удалось уловить знакомый мотив, но, когда он понял, что именно поет где-то внизу кшерх, раздраженно скривился. Слышать песню, которую когда-то в юности сочинил сам было странно.

«Черный ворон, надо мною

Ты крыло не простирай!

Я – Синица и со мною

В схватку лучше не вступай!

Черный ворон, проиграешь

Уж давно твой вышел срок

Я – Синица, вспоминаешь,

Что я дал тебе зарок.

Черный ворон, старый ворон,

Ты не смейся надо мной!

Я – Синица – верткий воин

Обещал тебе покой.

Черный ворон – слабы крылья

С небосвода тебе пасть

Я – Синица, мои перья

Солнца цвета – в небе власть!

Черный Ворон – пером черен,

Не поможет тебе ночь

Я Синица – солнца воин

Убирайся-ка ты прочь.»

Внимательно наблюдая за мужчиной, Рамина тихо хмыкнула. Продолжать спор она не собиралась и заминка пришлась очень кстати.

– Я верю, что в тебе еще осталось что-то от моего спутника, верю, что ты сможешь исправить все. Но твой сын… – запнувшись, она опустила взгляд к костру. – Ты ведь понимаешь, что я не могу гарантировать ему безопасность. Неужели тебе настолько нет до него дела? Я не понимаю, как ты можешь относиться так жестоко к своей крови.

Скривившись на очередной ноте, что взял певец, Аскар бросил на собеседницу быстрый взгляд и только едва заметно пожал плечами.

– Может быть. А ты негодуешь, будто заботливая мамочка, – ограничившись этим, Аскар только удивленно приподнял бровь, когда женщина вдруг улыбнулась, опустив взгляд.

Нет, говорить больше, давать ей возможность увидеть всю ту гниль, что захватила его душу он не собирался. Ему нужен была такой союзник, как Воля.

Между тем Рамина снова склонила голову набок.

– Не «будто», я и есть заботливая мамочка. В понимании кшерхов, разумеется. И я бы очень не хотела петь погребальную песнь своей дочери, а ты сам толкаешь сына за грань.

Отчаявшись понять того, кого некогда видела насквозь, женщина в очередной раз за вечер развернулась к кострам, чтобы уйти.

Смерив старую знакомую задумчивым взглядом, Аскар позволил ей отступить на несколько шагов, прежде чем снова подать голос.

– А еще одного спутника вы не возьмете?

Замедлив шаг, Рамина оглянулась на него, нахмурившись, пытаясь понять, о чем он думал.

– Возьмем, – наконец коротко отозвалась она, прежде чем вновь отвернуться.

Хмыкнув, Аскар чуть помедлил, прежде чем направиться за предводительницей кшерхов. И если бы всезнающая Воля обернулась в этот момент, она серьезно задумалась бы над тем стоит ли доверять Его Величеству. Но Рамина уверенно шла вперед и не видела мрачной усмешки и холодного пламени решительности, что вспыхнуло во взгляде Владыки.

Дорога, дорога, дорога… Ошер не знал сколько времени они провели в пути, но порой ему казалось, что они бредут по тракту вечность. Усталость сковывала движения, доводила до отупения. Даже кшерхи, что после длительных переходов умудрялись находить силы для плясок, не раздражали как это было на первых привалах. Ему просто не было до них дела. Только бы отдохнуть.

Известие о том, что он отправляется с кшерхами обрушилось совершенно внезапно. В первое мгновение он просто не поверил, принял слова отца за шутку… Но Его Величество не шутил, он приказывал принцу отправиться в странствование.

В момент, когда он это услышал, Ошер просто растерялся. Вопросы, обида, все это пришло гораздо позже. Когда же отец невозмутимо, точно сообщал обыденную весть, отправил его на гибель, молодой принц потерял дар речи, ощущение реальности. Впрочем, король не оставил сыну времени на ответ, не оставил времени даже на прощание. Только скупо и коротко кивнул, точно подтверждая свое решение, и стремительным шагом направился прочь от лагеря кшерхов.

Горькое воспоминание того жуткого момента,