этим уже не удивишь. Очень часто можно было услышать истории про рабочее освещение или про играющие магнитофоны, исполняющие песни советской эстрады. А некоторые утверждали, что находили в заброшенных домах работающие телевизоры, транслирующие олимпиаду восьмидесятого года. Ученые это никак объяснить не могут, а нашему брату все равно. Лишь бы не убивало. Ну, а работает, так и пусть работает. С освещением все стало проще. Остальное было делом фантазии и растущих из нужного места рук. В условиях Зоны сложно раздобыть мебель или стройматериалы. Поэтому собиралось все из подручных материалов, тем не менее, получилось вполне прилично.

Вместо столов здесь были катушки из-под кабелей. Различного вида ящики исполняли роль стульев. Вся эта «мебель» была отполирована и украшена диковинными узорами, которые когда-то так старательно выжигал Джек. Бетонный пол был тщательно выкрашен в красно-коричневый цвет, чтобы в глаза не бросались капли крови на полу от иногда случающихся драк. Стены были зашиты досками и даже покрыты лаком. Не знаю, где они сняли эти доски, но сохранились они идеально. Украшали стены десятки фотографий наших коллег и братьев, большинства из которых уже нет в живых. Фотографии эти сделал и подарил нам Корреспондент. Он на самом деле был популярным корреспондентом и приехал в Зону три года назад, дабы прочувствовать на себе жизнь и быт бродяг в условиях Зоны. Прожил он с нами около месяца, потом уехал домой. Хотел написать то ли книгу, то ли развернутую статью, но, к сожалению, в свет не вышло ни то, ни другое.

***

За всеми этими размышлениями я проглядел, как к столу принесли мой заказ. Да кто принес? Сам хозяин бара.

— Вы посмотрите, кто к нам в гости заглянул! — поставив на стол поднос, произнес Седой.

— Здравствуй, Седой! Рад видеть тебя в добром здравии. Как сам? Как здоровье? Где все твои постояльцы?

— Так половина с утра еще снялась. В основном молодежь. К Рабиновичу пошли, за дармовыми патронами да оружием. Решили с боем прорываться, глупцы. Пытался я их отговорить, да все без толку.

— И я пытался.

— Так, значит, видел их?

— Видел, как раз в твою сторону и шел. К моему приходу по бункеру Рабиновича уже эхо гуляло. Человек сорок там собрались.

— Сорок? От меня семнадцать человек вышли. Неплохая армия у них получается. Ох, и наведут они там шороха. После этого точно нас к врагам народа припишут.

— Так уже приписали. Чего уж теперь?

— Ну да. Все как-то забываю. Не верится в это — и все тут. Двадцать первый век на дворе был вроде… Ну, а сам что планируешь? Выбираться думаешь или тут как-нибудь обживемся? На кабанов охотиться будем. Ртов осталось н много, да с каждым днем все меньше становится. Мутанты лютуют, видимо, тоже голодают, брата-то нашего меньше стало. Ты надолго к нам?

— Пока не знаю, на пару дней, думаю, завтра, кстати, меня на дежурство запиши, на ворота, и что там по комнатам? Есть свободные?

— Да полно. Ты ешь тогда, ключи от комнаты у Джека на стойке возьмешь, завтра еще поболтаем. — Развернувшись, Седой ушел к себе в подсобку, оставив меня наедине с моим ужином.

Доев очень даже неплохое мясо и запив его элитной настойкой Джека, я рассчитался и, взяв ключи от комнаты, отправился на боковую. Завтра будет новый день, завтра и решим, что делать дальше.

***

Замки на дверях этого мини-отеля были обычные, навесные. Причем было сделано так, что замок этот можно было повесить с обеих сторон, так как щеколды постоянно вырывали пьяные постояльцы. Сами же комнаты большого уюта не внушали. Как правило, они были однотипны. Старый матрац на полу и ящик, заменяющий и стол, и стул одновременно. Окна наполовину или полностью, в зависимости от целостности стекла, зашиты досками. Света в комнатах не было. Но этого вполне было достаточно для того, чтобы отдохнуть и выспаться в относительной безопасности. Чем я и планировал заняться в ближайшие несколько часов.

***

Под утро в лагерь вольных вернулся один из тех молодчиков, что пошли штурмовать стены. Им оказался молодой парень, лет двадцати пяти, Андрюха Фома. Весь грязный и потрепанный, как будто только что вылез из могилы. Как оказалось, отчасти так и было. Он-то нам и рассказал о судьбе всего отряда.

Добравшись до границы, они сумели снять часовых и даже пробить две здоровенные пробоины в заборе из имевшихся у них РПГ. Но не успели преодолеть и половины пути до заветного выхода, как по ним ударила артиллерия. То ли залповая система «Град», то ли какое-то другое зарубежное орудие, но все поле, от забора и в глубь Зоны метров на пятьсот, а в ширину около двух километров, буквально вспахала адская колесница смерти. Его контузило и завалило дерном, и именно это спасло ему жизнь, так как после ковровой бомбежки подоспели бравые солдаты с ближайших баз и зачистили район от нежелательных элементов общества, просто расстреливая раненых, тех, кому посчастливилось пережить бомбежку — или не посчастливилось. Это теперь как посмотреть. Ночью, придя в себя окончательно, он вылез из-под земли. Уходя, видел, как в свете прожекторов уже практически полностью восстановили стену подогнанным откуда-то краном. Так, без оружия и все еще слегка контуженный, он вернулся в лагерь.

— Да, такое расстояние пройти по Зоне, да еще и без оружия… Считай, что за эту ночь ты дважды родился, а тех ребят жалко, хотя они прекрасно понимали, на что шли… — Один из собравшихся поделился своими мыслями, с которыми все были солидарны.

Услышав эту новость, все разошлись по лагерю, понурив голову, смирившись с тем, что никуда они отсюда не денутся. Капкан вновь захлопнулся. Молодого отправили к Седому, а я пошел сменить караульных на входных воротах.

День выдался дождливее обычного, поэтому многие бродяги решили не покидать лагерь. За все время моего двенадцатичасового дежурства особых эксцессов не произошло. Лишь стая собак решила проверить, обитаем ли наш лагерь и есть ли тут чем поживиться, но, получив горячий привет от пулемета и сократив численность стаи на несколько голов, псы решили ретироваться, умудрившись утащить своих мертвых и раненых сородичей в лес. Собаки не брезгуют употреблять в еду себе подобных, так чего добру пропадать?

Уже к концу моей смены, когда меня пришел сменить один из бродяг, по кличке Бака, из леса к воротам подошли двое вольных, всегда ходившие в паре.

Черный и Конь. Черного так прозвали из-за его пигмента кожи, он всегда был загорелым, даже здесь, в условиях постоянного дождя, туманов и