— Всех. Я буду бить этой книгой их по головам, либо, прочитав книгу, найду инструмент получше.

Мы покупаем еду в конце Парк-стрит. Бен ест все, я тоже — кроме мяса, потому что оно всегда выглядит сомнительно, а один из моих коллег, поев мяса, болел пять дней. Но у Бена и желудок, и фигура, как у быка, так что он никогда не заболеет. Мы взбираемся на холм и идем по дороге, ведущей в Клифтон, оставляя за собой дорожку из салата, как Гензель и Гретель.

Я решаю проехаться верхом на Бене, но мне никак не удается залезть ему на спину. Бог его знает, как такой неуклюжей особе, как я, удалось пробыть с Беном так долго. После третьей попытки Бен бежит к вершине холма, держа меня за одну ногу, другая нога болтается в воздухе, а я сама рискую завалиться.

Мы возвращаемся домой. Заливаясь безумным смехом, падаем на кровать.

— Теперь слушай, — говорит Бен, — у меня есть одна проблема, на которую должен взглянуть новый криминальный корреспондент.

В субботу утром я просыпаюсь очень рано и лежу в постели, пытаясь понять, действительно ли со мной вчера случилось что-то ужасное или это был просто дурной сон. Медленно память возвращается ко мне, и я вспоминаю, что мне поручили работать с полицией. Должность корреспондента криминальных новостей, мягко говоря, не популярна, и я не знаю, как мне теперь быть. Я выскальзываю из постели, покидая спящего Бена. Готовлю чай, чтобы утолить нестерпимую жажду, но даже после завтрака вчерашние события продолжают давить на меня тяжким грузом, так что я возвращаюсь в спальню посмотреть, не проснулся ли Бен, чтобы поговорить со мной об этом.

Он еще спит. Какое-то время я бегаю вокруг кровати, открываю и закрываю шкафы, отдергиваю-задергиваю занавески — короче говоря, маюсь дурью. Затем снова проверяю, как там Бен. Он открывает один глаз и бормочет:

— Холли, отстань.

Я бреду обратно в прихожую и беру телефонную трубку, желая таким образом привлечь его внимание. Мой палец зависает над первой цифрой номера Лиззи. Вспомнив ее последнюю реакцию на мой ранний звонок, я набираю другой номер.

— Привет, это я, — говорю я, когда мама берет трубку.

— Кто «я»?

— Это я, Холли.

— Холли, Хол-л-ли, — она задумчиво произносит мое имя, как если бы оно было ей знакомо, но она не помнила, кому это имя принадлежит. В этом заключается не слишком тонкое чувство юмора моей мамы и ее привычка напоминать мне о том, что я не звонила две недели. В нетерпении я подсказываю ей:

— Твоя дочь, Холли.

— А-а-ах, так это Холли! Как хорошо, что ты позвонила, дорогая!

Находясь на другом конце телефонного провода, в паре сотен миль от нее, я улыбаюсь ее протяжному, проникновенному голосу. Все это похоже на разговор с Элизой Дуллитл из «Пигмалиона» Бернарда Шоу.

— Какая у вас погода? — интересуюсь я, глядя на стекающие по окнам струйки воды.

— Ужасная, дорогая. Совершенно ужасная. Все из-за ветра с моря. Я чуть не задыхаюсь, когда делаю глубокий вдох. А еще я выкуриваю по двадцать сигарет в день. Можешь себе представить? Двадцать штук в день. Это сведет меня в могилу раньше времени.

Несмотря на возмущение и гневные монологи по поводу лондонского смога, мне кажется, что маме на самом деле нравится жить там, но она просто не хочет в этом признаться.

— Как тебе пьеса?

Мама умудрилась убедить весь актерский состав в том, что она достойна главной роли. Директор театра, ее давний друг, согласился только потому, что не хотел, чтобы она создавала проблемы по какому-либо другому поводу. Одна из них состоит в том, что мама в жизни начинает подражать своей героине. В этот раз она играет леди Брэкнелл в спектакле «Как важно быть серьезным». Вся семья вздохнула с облегчением, когда закончился прокат спектакля по пьесе Дафны Дюморье «Моя кузина Рэйчел».

— Твой отец был на последней репетиции, и один из новых актеров спросил, есть ли у него какие-нибудь замечания. Тот посоветовал ему четче выговаривать слова и не задевать мебель.

— Что ж, дельный совет.

— Ты тоже так думаешь? А как поживает наш очаровательный Бен?

Глупая улыбка появляется у меня на лице при малейшем упоминании о нем, и я начинаю накручивать телефонный шнур на палец.

— Ой, с ним все хорошо. Действительно хорошо. Сейчас он еще спит. Как папа и Морган?

Морган — это мамин пекинес. Он совсем старый, и у него в пасти осталось только два зуба с левой стороны. Бывает очень забавно, когда он пытается кусать других собак голыми деснами.

— Он маленький пердунчик.

Я искренне надеюсь, что она говорит о Моргане, а не об отце.

— Как твоя работа? — спрашивает она.

— Ты говоришь с новым криминальным корреспондентом «Бристоль газетт». Я считаю, что это повышение!

Мама восхищенно восклицает:

— Это чудесно!

Я ухмыляюсь в телефонную трубку. Одно из преимуществ того, что твоя мама — актриса, в том, что всегда можно рассчитывать на положительную реакцию.

— А что случилось с человеком-опоссумом? Разве не он занимался этим делом до тебя?

— Его зовут Пит. Хотя опоссум, возможно, лучшее прозвище для него. Он получил должность в «Дейли мейл».

— Это говорит в его пользу.

Иногда мнение моей мамы по поводу того или иного человека не совпадает с моим.

— Криминальный корреспондент — не слишком завидная должность.

— Дорогая, ты же можешь раскрутиться. Я уверена, что ты замечательно со всем справишься. Чертов Макгрегор! Морган, прекрати! Хватит! Дорогая, мне нужно идти. Морган забрался на стол и ест сыр.

Пес мог забраться на стол только с ее помощью, пока она со мной разговаривала. Я прощаюсь.

— Пока, Холли! — говорит она и вешает трубку.

В понедельник я стараюсь отложить неизбежное, целый час занимаясь чисткой корзины для бумаг, отправкой электронных писем своим друзьям и болтовней через интернет. Вообще-то мне стоило бы отправиться в полицейский участок, чтобы начать работу в новой должности, но мне пока почему-то не хочется этого делать.

Над своим повышением по службе я размышляла все выходные и поняла, что не будет больше никаких некрологов о домашних животных, и тогда мне показалось, что должность криминального корреспондента «Бристоль газетт» в самом деле не так уж плоха. В ней даже есть что-то сексуальное. Я буду занимать новое, заметное положение, что само по себе великолепно.

Джо, как всегда, покачивает головой и хмурится:

— Холли, что ты до сих пор здесь делаешь? Ты что, смерти моей хочешь? Ты же знаешь, что под лежачий камень вода не течет. Сейчас же отправляйся в полицейский участок! Пока ты здесь сидишь, там уже, наверное, произошло десять ограблений, похищений и поджогов.