– Ну, вот, – удовлетворенно констатировал Марк Силансий. – Полное взаимопонимание.

Глава IV

Греческое море

Даже Константин Германик, обошедший собственными ногами чуть ли не все известные африканские пустыни, знал, что отправляться в плаванье по традиции следовало бы с первыми лучами солнца. Но тут – иное. Навклир то и дело, озабоченно поглядывая на палубу, где размещался потаенный груз, поторапливал моряков корбиты:

– Нечего лодырничать да на солнце смотреть. Видите, оно еще на горизонте, пока не село, а значит, древний, как мир, бог Ра нам благоприятствует. Засветло пройдем маяки и причалим на том конце Босфора. Переночуем и рано утром выйдем в Греческое море.

– Я не только за товар боюсь. – Египтянин ткнулся своим длинным и кривым носом чуть не в ухо Константину Германику. – Обожаемый префект велел передать слова квестора Евсея: «Отплыть следует быстро и тихо, соглядатаев в порту больше, чем насекомых в бороде покойного Юлиана Отступника».

– Тут действительно много людей разного племени, – согласился Константин Германик.

– Разного племени? – искренне удивился египтянин, весело уставившись на своего пассажира черными глазами, вдобавок подведенными по давнему обычаю сурьмой. – Опасаться следует своих, они незаметны, как блохи, и опасны, как нильские крокодилы.

Капитан-навклир, едва корбита выбралась из длинного ряда кораблей и лодок у многочисленных причалов, велел поставить прямой греческий парус.

– Наш Господь благоприятствует плаванью! – торжественно провозгласил он, обращаясь ко всему экипажу. – Без боязни посмотрите на заходящее солнце. Оно попрощалось с нами, но одновременно даровало отлив!

Две дюжины гребцов, пятерка матросов: большинство египтяне и сирийцы, трое германцев, кажется, фракиец. Но были и ромеи, римляне на греческий лад, несколько собственно греков. Все радостно загалдели.

Отлив незаметно и мощно подхватил судно, а опытный рулевой с веслом на корме удачно сманеврировал, вывел «торгаша» на морскую гладь. Вслед за кораблем из порта вышли еще два судна, образовав караван, который так же неспешно и уверенно миновал Босфор, чтобы заночевать ввиду последнего маяка перед выходом в Понт Евксинский.

Когда-то сгоряча Босфор был прозван хитроумными греками-первопроходцами коровьим бродом. Освоенный и обжитой за сотни лет, он стал удобным и знакомым.

– Будем плыть днем. – За спиной Германика, наблюдавшего за огнями Константинополя, остававшимися за кормой, неслышно появился капитан-навклир. – У нас не боевой корабль, купеческий караван. Поспешаем медленно. Если Бог даст, достигнем Ольвии дней через десять-двенадцать максимум. Там наймем быстроходные речные судна, вроде тех, которыми спускаются к Понту северяне, уже с большим количеством весел, ведь придется идти против течения, и перегрузим на них товар.

– Я не сведущ в мореходстве, – честно признался трибун. – Больше только по Гомеру и представляю себе наш поход. Но ответь мне, любезнейший: а почему мы не можем сократить время пути за счет ночных переходов?

Египтянин сдержанно засмеялся:

– Вспомни, мужественный солдат, к чему привела отвага всем известного Одиссея. Он так стремился поскорее достичь своей страны, а может, истосковался по лону любезной жены, что понадеялся на удачу и пренебрег извечными мореходными законами. В результате шлялся по бурному морю десять лет. Нет, трибун. Ходить ночью по морю могли только предки финикиян. По преданиям, они достигли совершенства в чтении воли богов по звездам, поэтому и отваживались плыть ночами. Говорят также, что на их судах были специальные устройства, позволявшие днем точно выверять курс корабля по солнцу.

Мне, кстати, когда-то предлагали приобрести подобное, – продолжал капитан. – Но я отказался. Во-первых, нужны годы, чтобы научиться правильно пользоваться древними знаниями. А во-вторых, зачем мне это? Побережье Малой Азии, равно как и берега Понта, любой из нас, капитанов-навклиров, знает подобно тому, как хорошая хозяйка ориентируется на собственной кухне. Где стоит уксус, где мешки с мукой, а где, в специальном углублении в кладовой, амфоры с вином, припрятанные от слуг, а то, на всякий случай, и от собственного мужа.

Так и мы предполагаем, едва увидев берег: где пристать к хорошему источнику, как избежать предательской мели. Иногда простое чутье подсказывает вероятность засады дикого сарматского отряда, удальцы из которого только и ждут беспечного привала богатых купцов.

Прошу, господин, сейчас воспользоваться моим советом. Тебе надобно отдохнуть. В твоем распоряжении моя маленькая комнатушка на носу, отгороженная от посторонних глаз добротной накидкой с мягким александрийским ковром для сладкого сна.

Глава V

Эллий Аттик, актер и философ

Первую ночь, ввиду далекого Константинополя, но уже на другой стороне Босфора, Константин Германик спал плохо. Корабль, бросивший якорь неподалеку от темного берега, прилично качало. Вдобавок громадный щенок, долго и придирчиво обнюхивая небольшой закуток, наконец пришел к выводу, что лучшее место для ночлега – добротный александрийский ковер. Все попытки согнать молосского дога с ковра оказались тщетными, юный Цербер возмущенно рычал, обнажая острые клыки. Усталый трибун махнул рукой и улегся рядом, чувствуя спиной быстрое биение сердца «мечты детства».

Впрочем, утром оказалось, что инстинкт боевого пса, вечного спутника легионеров еще старого Рима, оказался выше всяких похвал. Константина Германика разбудил сдавленный вопль египтянина-навклира, которому щенок успел прокусить икру, пустив тому кровь.

– Я-я-я-яй! – испуганно кричал капитан. – Уйми пса, великолепный солдат! Я только хотел предложить тебе откушать ячменных хлебцов, завернутых по нашему обычаю в пальмовые листья, а потому еще мягких и ароматных!

– Только хлеб? – еще не совсем проснувшись, спросил Германик.

– Есть еще вяленое мясо, мужественный солдат, если пост тебя не смущает, – быстро нашелся египтянин.

– Не смущает, – заверил его трибун, вставая с ковра и с наслаждением потягиваясь. – Давай мясо и вино с водой. А коль мы в походе, то не мешало бы чеснока или лука.

Капитан услужливо покивал и, по-быстрому перемотав ногу белой тряпицей, поспешно поданной ему кем-то из гребцов, метнулся в глубь корбиты. Когда со связкой чеснока на шее он снова откинул полог, держа в руках бурдюк с вином и кусок мяса на блюде, то лишь мгновенная солдатская реакция Константина Германика спасла походный завтрак.

Трибун схватил с блюда кусок вяленого мяса и высоко поднял его в вытянутой руке. Челюсти Цербера с хрустом проломили серебряный поднос. Молосский дог, задрав морду вверх, яростно залаял.

– Так, – одобрительно сказал Германик, любуясь собакой. И, уже обращаясь к египтянину, категорически заявил: – Впредь кормить нас будешь по очереди: сначала – пса, после – меня.

Капитану-навклиру довелось еще дважды бегать за мясом, один раз за вином и засахаренной дыней. Когда его пассажиры наконец насытились, он распорядился ставить парус.

Офицер Галльского легиона, справедливо полагая, что удовольствия на сегодняшний