И Константин Германик, и фракиец Тирас, немного подумав, почти слаженно кивнули. В самой Империи солдат не ромеев было очень много. А в комитатских пограничных районах практически все бойцы разговаривали на разных наречиях Ойкумены. В гвардии императора служили батавы, служили аланы, они же сарматы, а сам начальник гвардии Иосаф хоть и считал себя уроженцем Константинополя, но родители его были из германского племени тайфалов. Однако никому не приходило в голову ставить Иосафу это в вину.

Вполне естественно, что здравая идея вербовки гвардии из чужестранцев пришла в голову и царице далекой страны с певучим именем.

– А страну эту прозвали «страной дезертиров» очень давно, задолго до рождения Спасителя нашего, за много сотен лет, – продолжал Аттик. – Случилось это тогда, когда войско египетского фараона Псамметиха, сына Нехо, в котором, кстати, служили и греки, мои сородичи, отправилось в поход на завоевание новых территорий. Фараон в этом походе умер. Что прикажете делать солдатам? Мои сородичи вернулись домой, а часть египтян по каким-то причинам вдруг решила отколоться от основной армии и отправилась вдоль течения Нила на поиски новой родины. Нашли они ее в междуречье, где сходится Белый и Голубой Нил и река Атбар. Местность благодатная, урожай собирают два раза в год. Рыбы бывает так много, что весло в ней буквально стоит; а бесчисленные стада носорогов обеспечивают ретивого охотника крепчайшей шкурой для щитов и ценными рогами – сырьем для умелых ремесленников. Так было основано государство Мероэ. Частью – египетское, частью – варварское. Посудите сами: Калеб рассказывал, что в столице рядом стояли храмы египетского бога Ра, храм Льва, которому поклонялись как божеству, и храм гигантского Слона. Тоже божества, надо полагать.

– Кого?! – возмущенно спросил фракиец Тирас, который рубил боевым слонам хоботы и имел все причины недолюбливать это дикое животное.

– Слонов, – не обращая внимания на гнев Тираса, – пояснил Эллий Аттик, – у них своих не было. Но, что самое интересное, судя по рассказам нашего лучника, их привозили из какой-то далекой страны, где змеи росли на деревьях. Нетрудно догадаться, что речь шла об Индии, просто Калеб, который там никогда не был, решил, что лианы, обвивавшие громадные деревья, и есть змеи.

– Уважаемый и великолепный трибун, – внезапно обратился Эллий Аттик к Константину Германику. – Если ты сейчас отдашь строгий приказ нашему могучему Тирасу не размахивать своим смертоносным серпом, то я приготовил изрядный сюрприз. Deus ex machĭna.

– Бог из машины, – кивнул Константин Германик, который вынужден был время от времени сопровождать тестя в греческие театры в Византии. Обычно под этим термином понималось неожиданное появление на сцене (в клубах дыма и под гром медных тарелок) чего-то уж совершенно неожиданного: то ли Зевса, то ли готов.

– Тирас, – обратился командир к своему солдату. – Сейчас поубавь свой пыл, произойдет нечто странное.

Тирас, который в театр не ходил, предпочитая хороший кабак, ничего не понял, но кивнул головой в знак того, что приказ услышал.

Эллий Аттик, выдержав паузу, начал что-то втолковывать Калебу, похоже, убеждая в чем-то. Тот явно не соглашался. Грек очень артистично развел руками, демонстрируя, что он бессилен уговорить этого черного исполина.

И вдруг Калеб почти пропел. Или – проревел?!: «А-ма-ни-ра-ги-да-а-а-а!»

Лучник, развернувшись, быстро подошел к банке ближайшего гребца. Бесцеремонно столкнув спящего, нагнулся, извлек из-под сиденья свой солдатский мешок и снова вернулся к компании. Запустив руку в мешок, эфиоп достал из него большой бронзовый кубок с железными ручками, на котором отчетливо проступило искусно вырезанное изображение слона. В глаза животного были вставлены два зеленых изумруда, светившихся холодным светом, высокий лоб инкрустирован серебром, а на поднятом хоботе виднелись… кольца конической формы! Точь-в-точь как на большом пальце Калеба! По всему было видно, что изделие не только очень ценное, но дорогое лучнику как воспоминание.

– Вот это – вещь! – Константин Германик осторожно провел рукой по кубку. – Откуда оно у тебя?

Калеб понял вопрос и что-то взволнованно объяснил Аттику.

– Несколько лет назад, – склонив голову, грек выслушал стрелка и начал переводить: – Местная царица направила к нашему величайшему императору Валенту посольство с предложением заключить союз. Насколько я понял, убоявшись нападения армии царя Эзаны из соседнего, гораздо более мощного Аксума.

– Ну, про Аксум, я, положим, слышал, – кивнул трибун. – Все-таки в Карфагене служить довелось.

– В качестве даров в посольстве оказался и наш Калеб, лучший стрелок Мероэ, а также громадный слон, как воистину большой символ той страны. Но все оказалось проще и трагичнее, как в пьесах Софокла. Не успело посольство достигнуть Константинополя, Эзана взял приступом Мероэ, все погибли.

– А слон?! – в возбуждении вскричал фракиец Тирас.

– Сдох по дороге, – меланхолично ответил Эллий Аттик.

– Наверное, оно и к лучшему, – подвел итог Константин Германик. – Зная «любовь» нашего государя к слонам, я думаю, что ничем хорошим посольство бы не кончилось.

Глава VII

Таможенный досмотр

На пятый день каботажного плавания по Греческому морю картинки за бортом начали постепенно меняться. Море из ласкового, лазурного, по-византийски теплого стало темно-синим, холодным, непонятным. Греческим, одним словом. А вдоль берега и до горизонта тянулись темно-каштановые черноземы, на которых кое-где зоркий глаз трибуна примечал серых волов и согбенные фигурки то ли крестьян, то ли рабов, склонившихся в вечном поклоне над нивой.

С тринадцати лет, взявший в руки учебный старомодный римский меч гладиус, в семнадцать сменивший его на еще более тяжелую и длинную германскую спату, Константин Германик не знал, да и не стремился узнать, чем занимаются хлебопашцы. К чему? Кто на что рожден… И для чего…

– Посмотри, трибун. – По мере приближения к Ольвии навклир Аммоний старался все больше угодить знатному пассажиру, совершенно очевидно рассчитывая на дальнейшее расположение. Заглянув за плечо офицера и убедившись, что злой пес спит, он осмелился подойти к Германику и указал на берег: – Посмотри, видишь, виноградники?

– Что с того? – не понял трибун, насмотревшийся на эти виноградники вдоволь в границах Империи.

– Дело в том, – поспешил объяснить Аммоний, – что мой отец сюда плавал, и отец отца плавал в Ольвию. При них виноградников не было! Они появились десяток лет назад, когда уже я был опытным навклиром. Понимаешь, великолепный офицер?

– Признаться, нет, – сознался Константин Германик, – может, местные только сейчас додумались виноград выращивать?

Аммоний повел длинным носом.

– Нет, трибун. Я заметил, что климат меняется. Зимы были длинны и холодны, сейчас – все короче, лето – жарче. Среди местных жителей много потомков греческих колонистов,