Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Открываю рот, забыв все приличные слова. Елисей проходит мимо, и его недавняя ярость просыпается во мне. Оборачиваюсь и, не обращая внимания на людей вокруг, кричу ему в спину:
– Хамло!
Елисей сгибает руку в локте, касается указательным и средним пальцем виска, сложив остальные вместе, и отбрасывает кисть в сторону, скрываясь за поворотом. Он отсалютовал мне на прощание? Или это был выстрел в голову?
Втягиваю носом душный воздух и расслабленно выдыхаю. Что ж, миссия выполнена, потерь почти нет. Оглядываюсь и понимаю, что на меня таращатся несколько парней. Натянуто улыбаюсь и отступаю от двери в мужскую уборную:
– Тут свободно, проходите.
Какой кошмар, они смотрят на меня как на сумасшедшую. Собственно, именно так я себя и чувствую.
Катя ждет меня на улице у северного входа в торговый центр, что-то усердно набирая на маленькой клавиатуре телефона. Прохожу через вращающуюся дверь из толстого стекла и с удовольствием делаю глоток свежего, успокаивающего воздуха. Подруга вскидывает голову и встревоженно спрашивает:
– Ну что? Как прошло?
– В целом… – Перевариваю последние двадцать минут своей жизни и киваю. – По плану. Ты была права, Елисей подходит идеально. Козлина, каких поискать.
Беру подругу под руку, и мы вместе шагаем к высаженной липами аллее. Хорошие агенты никогда не задерживаются в месте операции.
– А теперь давай в подробностях, я должна все законспектировать.
Пересказываю Кате все, что случилось, по ролям. Персонаж Елисея получается у меня лучше, чем мой собственный. Катя смеется до слез, и я вместе с ней. Вообще-то, много ума не надо, чтобы вести себя как булыжник с глазками и острыми краями.
– Ты ведь не сказала ему свое имя?
– Конечно, нет! Кать, я все помню. Первая встреча без имен, чтобы образ таинственной незнакомки закрепился туманом увлеченности на подкорке, – цитирую ее слова, а после добавляю немного от себя: – И чтобы он не мог сдать меня в полицию.
– Он отдал тебе одежду?
– Если бы я была терминатором, то, наверное, отдал бы, но я просто девчонка. У меня даже пушки нормальной нет, поэтому… – развожу руками.
– Странно, а в манге всегда срабатывает. Это могло обеспечить вам дополнительную встречу, но уже не такую напряженную.
– Кстати, насчет напряжения… Все так, как ты и хотела. Он меня ненавидит, и я его, кажется, тоже. Эксперимент будет чист по всем пунктам.
– Прямо-таки ненавидишь? – не стесняясь показать сомнения, спрашивает Катя.
– Он ужасно себя вел. Отвратительно!
– Ты облила его газировкой!
– И что? Он ведь не знает, что я сделала это специально. Я раскаивалась, хотела помочь. Ты бы видела, как он на меня смотрел! – гневно пыхчу я.
– Но смотрел же. Первый раз в жизни.
Смех, больше похожий на хныканье, слетает с губ, и я прикладываю ладони к разгоряченным щекам.
– Лан, тебе хоть весело было? Только честно.
Солнечные лучи пробиваются сквозь пышные кроны деревьев, ветер приносит аромат прохлады и засыпающей природы, но на душе тепло и светло. Еще раз прокручиваю в голове первый шаг, щеки сводит.
– Вообще-то да. Очень! – признаюсь я.
– Значит, пора продумать следующий шаг, – говорит Катя и устремляет хитрый взгляд вдаль.
Глава 3
Стекло холодит ладонь, стискиваю зубы и выбрасываю пустую бутылку в мусорный пакет. Короткий звон разносится по кухне, когда одна бутылка ударяется о другую. С трудом сдерживаю ругань и принимаюсь за уборку. Сметаю засохшие крошки со стола, мою гору грязной посуды и освобождаю холодильник от испортившихся продуктов. К куриному супу отец даже не притронулся, а ведь это его любимый. Мама всегда… Резко закрываю крышку кастрюли, пересиливая приступ тошноты из-за кислого запаха, смешавшегося с алкогольными парами и сигаретным дымом. Подбегаю к окну и распахиваю форточку, глубоко вдыхая. На глаза наворачиваются слезы разочарования, и я сквозь пелену осматриваю маленькую комнату. Старая дешевая мебель, дребезжащий, как трактор, доисторический холодильник и маленький пузатый телевизор на полке, покрытый слоем пыли. Почему все сложилось именно так? Как я могу все исправить? Наведение порядка вряд ли поможет, но это пока все, что мне под силу.
Через пару часов оглядываю фронт проделанной работы. Стало чище, но никак не лучше. И так каждый раз. Ничего даже отдаленно напоминающего дом, кроме моей детской фотографии на стеллаже в гостиной. Беру рамку в руки и смотрю на изображение маленькой девочки с красным носом и большими зелено-карими глазами, в которых видны признаки недавних слез. Я хорошо помню тот день, третье сентября, первый класс. Мне не понравилась школа, и почти неделю я умоляла родителей не приводить меня туда. Я хотела быть дома вместе с ними, чтобы мама читала со мной книги, а папа заваривал и приносил нам липовый чай с малиновым вареньем. Я не понимала, зачем мне что-то еще, ведь я и так счастлива. И казалось, что они тоже.
Хлопок входной двери прогоняет воспоминания, слышится шелест тонкого целлофана. Медленно выхожу в коридор, боясь поднять взгляд, но все-таки делаю это. Папа поворачивает защелку, сжимая в руке два белых пакета. Очертание нескольких бутылок и характерный звон говорят сами за себя.
– Привет, солнышко. Ты уже дома?
Нет, я в параллельной Вселенной, которая, словно издеваясь, забирает именно то, что было таким родным и важным.
– Привет, – отзываюсь глухо, привалившись плечом к стене. – Да, уроки закончились три часа назад.
Он кивает и снимает грязные кожаные туфли, безжалостно наступая на пятки. Его волосы взлохмачены, лицо опухшее, а кожа вокруг рта шелушится, собираясь белыми катышками. С болью в сердце признаюсь себе, что мне совершенно не нравится этот человек. И дело не только в его внешнем виде, а в том, что это не он, не мой папа, которым я всегда восхищалась.
– Как дела в школе? – спрашивает он, шагая на кухню. – Все хорошо?
Следую за ним по пятам, удары сердца становятся все тише.
– Да, все отлично. Учителя больше озабочены одиннадцатиклассниками, поэтому нас не загружают.
– Это хорошо, – отвечает папа и ставит пакеты на стол.
Целлофан сползает, открывая горлышко бутылки с золотой пробкой, и я поджимаю губы. Папа замечает мой взгляд и шагает вперед, загораживая покупки спиной. Он тяжело вздыхает, снимает очки в тонкой черной оправе и растирает пальцами и без того красные глаза:
– Лана, это все временно. Сейчас сложный период, но я обещаю, что скоро…
– …все наладится, – заканчиваю фразу, которую слышу уже три месяца. – Я знаю.
– Если ты хочешь поехать к маме, я пойму.
Единственное, чего мне хочется, так это закричать что есть сил: