Дней через десять я почувствовал себя значительно лучше. В двадцать лет все заживает как на собаке. Вроде только оклемался, а все туда же: сговорился с группой офицеров из тех, кто уже более-менее, сбежать из госпиталя и непременно опять в Сталинград. Не знаю, как там у других получилось, так как сбегали поодиночке. Группой бы точно не получилось.

У меня была куча проблем: белья нет, гимнастерки нет, документов нет… если что-то и было вокруг меня, так оно с поездом уехало. Опять выручила тетя Маша. Я ее упросил, и она мне организовала одежду. Люди тогда мерли как мухи. От них оставалась одежда: отличные офицерские гимнастерки и кителя, галифе, сапоги, пилотку… Бери на выбор! И еще она изготовила маленькую бумажку, в которой значилось всего-навсего: «Лейтенант Орлов, находился на излечении, госпиталь номер такой-то».

С направлением в часть тоже была дилемма. После ранения на фронте не было указано, в какой части я воевал. Это очень сильно мешало. Считай никуда не приписан, документов нет. Была бумага, что дал мне тот полковник, и все… Так она хранилась в планшетке. Я не помню, была ли она со мной еще на переправе. Думали, думали и написали: «Направляется в распоряжение Саратовского автобронетанкового центра». А это совсем рядом, через Волгу, буквально час езды на поезде. В общем, она подмахнула подписью и печатью прихлопнула.

Я с этой бумагой вперед, на радостях. В Саратове нашел автобронетанковый центр. Меня принял майор, кадровик. Докладываю:

– Товарищ майор, лейтенант Орлов из госпиталя прибыл.

– Пожалуйста, ваши документы.

Протягиваю ему эту бумагу. Он смотрит, глаза у него округляются:

– Орлов, и это все?

– Так точно.

– Так это у тебя филькина грамота, Орлов.

– Никак нет, не филькина грамота!

Ну, он меня давай расспрашивать: где учился, когда окончил, кто начальник училища, кто в Орловском, кто в Ульяновском, какой танк изучали, какой у него вес, какие боевые характеристики, какое вооружение… Я ему без запинки отвечаю. Смотрю, он как-то мягче, мягче…

– Ну ладно, садись. А куда бы ты хотел попасть?

– Только в Сталинград! В любую часть, на любую должность. Конечно, командиром роты меня уже не поставят. Да хоть командиром танка, но в Сталинград. Я должен кое за что рассчитаться…

Ты представь, какой настрой был. Честно говоря, тут не без романтики, конечно. Но это правильное было желание! Приходит старший начальник – подполковник. Тоже задал несколько вопросов, а потом говорит:

– Ну, Орлов, в Сталинград так в Сталинград! Выписывай ему направление в тактический лагерь, в корпус, который мы формируем.

А в тактических лагерях тогда начиналось формирование танковых корпусов. Как раз в тот период формировался Четвертый механизированный корпус, на базе сражавшегося на Дону и потерявшего боеспособность 28-го танкового. На базе его штаба и остатков сколачивали принципиально новый корпус, механизированный, особого назначения, особой организации и по особой директиве.

Схватил эту бумагу, рванул к кадровику корпуса. Он сразу раз – пробежался и, буквально не читая:

– В 21-й танковый, подполковника Бриженева.

Без проблем нашел полк, нашел самого подполковника, доложился:

– Товарищ подполковник, прибыл в ваше распоряжение на должность командира танковой роты Т-34.

А тот говорит:

– Орлов, а у меня оба командира рот на Т-34 в наличии. В полку три роты: две на Т-34 и одна легких – Т-70. Пойдешь на Т-70?

– Нет, я на Т-34…

– Да знаю я, что ты на Т-34. Откуда сам?

И я ему сразу рассказал, как собирал танк на заводе, воевал на нем, хоть и немного, но воевал. Рассказал, что в Орле изучал этот танк «доскональнейшим» образом.

Подполковник послушал, переглянулся с начальником штаба. Оба не промах, ухватились за меня. Кому не нужен командир с боевым опытом? Опыт хоть и небольшой, но уже есть. И начальник штаба полка давай гнуть туда же:

– Жалко, жалко. Надо же, вы Белоруссию прошли, Смоленщину. Уже в Сталинграде повоевали. Знаешь что? Если роту не хочешь, давай в штаб. У нас есть вакансия.

Полковник куда-то сходил, вернулся, тоже начал меня убаюкивать. А потом вдруг говорит:

– Да что мы стоим, думаем, вон рота построена. Пошли, посмотришь, я уже им приказал построиться. Давай, давай! Пойдем, познакомишься с ротой и примешь решение.

Я вроде отнекиваться:

– Да я же этот танк ни разу не видел. Как я смогу управлять этой ротой, если я танк не знаю? Танкисты поймут, что я не командовал этим танком и его не знаю. Как они меня примут?

– Пошли, пошли! Посмотрим, пройдемся. Они здесь недалеко, на опушке, в километре.

У них там танковый парк был. Подходим к роте. Ближе, ближе… и метров двадцать уже осталось, гляжу – строй заволновался, зашевелились танкисты. Даже командир полка прикрикнул на них:

– Это что за разболтанность такая?! Смир-р-рна!

А когда совсем близко подошли, я увидел, что в этой роте примерно пятьдесят процентов, шесть или восемь лейтенантов, с моего Ульяновского взвода. Пронина, который дал мне письмо, не было. Он выпускался раньше. Ну, что тут делать. Здесь мои ребята, которых я привел с Минска в Ульяновск. Я жил, работал, трудился с ними. Вместе таскали замерзшие покрышки из замерзшей Волги для зисовского завода, из одной тарелки щи хлебали. Я как-то даже растерялся. А командир полка – раз, на подхвате, уловил мое состояние и говорит:

– Как я понял, вы роту приняли. Командуйте.

Ребята потянулись ко мне. Он удивился, но виду не подал. Ни полковник, ни начальник штаба не знали, что мы все ульяновские…

Вот таким образом я попал в роту легких танков Т-70. Шестнадцать танков в роте: один командирский и по пять танков на три взвода. Десять тонн весу, пушка 45-мм. Экипаж два человека: командир танка, он же заряжающий и стреляющий, плюс механик-водитель… Конечно, после Т-34 грустно. Но чувства обреченности от такого танка не возникло. Конечно, я вполне отдавал себе отчет в силе противника, но ведь и я сам чего-то стоил. Под Сталинградом я подбил их несколько штук. И потом, у меня было одно желание – кем угодно, но опять на фронт. Начал роту готовить под себя.

Буквально за полмесяца ее укомплектовали и начали грузить на платформы. Куда везут, как водится, не знаем. И как признался нам командир корпуса, он тоже не знал. Разгрузились на двух разных станциях. Собрался корпус на станции Баскунчак в степи. Потом своим ходом двести километров, со строжайшим соблюдением маскировки, шли до Камышина. Переправились на ту сторону Волги. И вот тут ночью все поняли, что мы идем на Сталинградский фронт.

Начало ноября. Переправа шла несколько суток. Наш полк уложился в срок полностью – сорок пять танков уместились на одну баржу. И тянули ее – медленно-медленно.