или няни. – В апреле вокруг множество цветов. И, конечно, море. Вы непременно должны взять с собой белое платье: будет необыкновенно красиво. Кстати, в замке есть несколько ваших портретов.

– Моих портретов?

– Да. Это Мадонны. Одна, что на лестнице, в точности похожа на вас.

Миссис Арбутнот с улыбкой поблагодарила его и попрощалась. Без малейшего затруднения удалось поместить джентльмена в нужную категорию: это был художник, натура сентиментальная и восторженная.

Пожав любезному хозяину руку, она ушла, а он с сожалением посмотрел ей вслед. Оставшись в одиночестве, Бриггс подумал, что все-таки стоило потребовать рекомендации: хотя бы для того, чтобы она не сочла его легкомысленным, – но с тем же успехом, как у этой серьезной очаровательной леди, можно было потребовать рекомендации у святой с нимбом вокруг чела.

Роуз Арбутнот.

На столе лежало ее письмо с просьбой о встрече.

Какое милое имя!

Итак, одно затруднение удалось преодолеть, но оставалось второе: поистине уничтожающее воздействие расходов на сбережения, – особенно это касалось миссис Уилкинс, поскольку ее накопления соотносились с накоплениями миссис Арбутнот примерно так же, как яйцо зуйка с яйцом утки. Но здесь помогло осенившее миссис Уилкинс предвидение необходимых для устранения препятствия шагов. Получив в полное распоряжение замок Сан-Сальваторе – прекрасное религиозное название завораживало, – они, в свою очередь, также дадут объявление в газету «Таймс» и пригласят еще двух леди с близкими интересами разделить как отдых, так и расходы.

Таким образом, финансовая нагрузка сразу уменьшится с половины стоимости аренды и прочего до четверти. Миссис Уилкинс была готова потратить на путешествие все имеющиеся деньги, но сознавала, что если хотя бы на шесть пенсов превысит сумму девяносто фунтов, то окажется в ужасном положении. Представить только: вот она приходит к Меллершу и говорит: «У меня долг». Страшно даже подумать о том, что непредвиденные обстоятельства заставят признаться в отсутствии сбережений, но в таком случае хотя бы можно утешиться тем, что деньги принадлежали лично ей, поэтому, принимая возможность вложить в предприятие всю сумму до последнего пенни, она ни в коем случае не могла хотя бы на фартинг превзойти очевидный лимит собственных средств. А потому, сократись арендная плата до пятнадцати фунтов, возникла бы надежная прибавка на прочие нужды. Конечно, придется основательно экономить на еде: например, собирать оливки с деревьев, что растут около замка, и питаться ими, а также, возможно, ловить рыбу.

Леди сошлись во мнении, что, увеличив число постояльцев, арендную плату можно свети до минимума. При желании ничто не мешало пригласить не двух, а шесть спутниц, поскольку замок располагал восемью спальными местами, но если восемь кроватей стоят по две в четырех комнатах, то будет не очень приятно ночевать рядом с незнакомкой. К тому же такая большая компания может оказаться слишком шумной. В конце концов, они едут в Сан-Сальваторе отдыхать и наслаждаться тишиной, следовательно, шесть посторонних дам, особенно проникнув в их спальню, нарушат планы.

Как бы то ни было, а в нужный момент во всей Англии нашлось всего две леди, пожелавших отправиться в Италию в апреле: на объявление пришло только два ответа.

– Что ж, мы и хотели привлечь двух спутниц, – быстро перестроилась миссис Уилкинс, хотя ожидала бурного потока писем.

– Думаю, было бы неплохо иметь возможность выбора, – осторожно заметила миссис Арбутнот.

– Имеете в виду, что тогда нам не пришлось бы терпеть присутствие леди Кэролайн Дестер?

– Я этого не говорила, – возразила миссис Арбутнот.

– Вовсе нет необходимости брать ее с собой, – пояснила миссис Уилкинс. – Даже одна компаньонка поможет значительно сократить расходы. Совершенно необязательно приглашать двух.

– Но с какой стати мы должны ей отказывать? Она вполне нам подходит.

– Судя по письму, так и есть, – не очень уверенно согласилась с ней миссис Уилкинс, которая почему-то чувствовала, что присутствие леди Кэролайн Дестер внесет дискомфорт в их существование.

Как бы странно ни казалось, но миссис Уилкинс никогда еще не приходилось общаться с аристократами.

Они побеседовали и с леди Кэролайн, и со второй претенденткой, некой миссис Фишер.

Леди Кэролайн сама явилась в клуб на Шафтсбери-авеню и весьма эмоционально выразила собственное непреодолимое желание уехать как можно дальше от всех, кого когда-нибудь знала. Осмотревшись в клубе, познакомившись с будущими соседками, она сразу поняла: это именно то, что необходимо в данный момент. Она окажется в Италии, которую обожает, но, слава богу, не в каком-нибудь фешенебельном отеле, которые ненавидит. Ей не придется жить и общаться с опостылевшими друзьями из сливок общества: их заменят дамы, которые и словом не обмолвятся ни об одном из ее знакомых по той простой причине, что никогда никого из них не встречали, не могли встретить и не встретят. Она задала несколько вопросов о четвертой особе и получила вполне удовлетворившие ее ответы. Миссис Фишер с Принсес-Уэйлс-террас, вдова, тоже не могла знать никого из ее друзей. Леди Кэролайн понятия не имела, что это за «терраса» такая и где именно находится.

– Где-то в Лондоне, – пояснила миссис Арбутнот.

– Правда? Впервые слышу, – удивилась леди Кэролайн, но совершенно спокойно.

Миссис Фишер приехать не смогла, ибо, как объяснила в письме, у нее проблемы с ногами, поэтому дамы отправились к ней сами.

– Но если она не может даже до клуба добраться, то как же поедет в Италию? – в недоумении проговорила миссис Уилкинс.

– Вот от нее самой и узнаем, – заметила миссис Арбутнот.

На деликатные расспросы миссис Фишер ответила, что сидеть в поезде вовсе не то же самое, что ходить по улицам, так что сомнения благополучно развеялись. Если не брать во внимание трость, то миссис Фишер оказалась весьма приятной четвертой компаньонкой: спокойной и образованной, хотя и пожилой. Самой молодой из них была леди Кэролайн, которая сообщила, что ей двадцать восемь. Миссис Фишер выглядела в высшей степени респектабельной и до сих пор носила полный траур, хотя, по ее словам, потеряла мужа одиннадцать лет назад. Дом ее изобиловал снабженными дарственными надписями фотографиями знаменитых (ныне покойных) представителей Викторианской эпохи, с которыми она познакомилась еще в детстве. Отец ее был известным критиком, так что в доме побывали практически все, кто что-то значил в литературе и искусстве. Карлайл выглядел сердитым; Мэтью Арнольд держал ее на коленях, а Теннисон любил дразнить из-за коротких косичек. Миссис Фишер с воодушевлением демонстрировала развешанные по стенам фотографии, указывала тростью на подписи, но ни словом не обмолвилась о своем муже и, что особенно порадовало, не спросила новых знакомых об их мужьях. Судя по всему, дама приняла их за вдов: услышав, что их четвертой попутчицей станет некая леди