После того как в Маньчжурию вошла Советская армия, фирма была переименована в акционерное общество и вошла в систему Внешторга СССР, а в 953 году правительство СССР безвозмездно передало свои права на фирму Чурипа правительству Китайской Народной Республики.

В 1998 году китайцы официально отметили 100-летие фирмы «Чурин» в Харбине. Поразительный факт, особенно если учесть, что китайские власти с большой неохотой признают «русские корни» этого города!.. Тем не менее на фасаде большого универмага в Харбине начертано «Цюлинь гунсы» («Фирма Чурин»), а на визитной карточке теперь уже китайской фирмы — девиз: «На первом месте — покупатель, на первом месте — обслуживание, на первом месте — высокая репутация фирмы»…

После Октябрьской революции в Маньчжурии появилась «третья группа» — эмигранты, остатки белой армии, предприниматели из Сибири, которым не нашлось места в Стране Советов…

Это смешанное население породило, по словам Смольникова, «оригинальное социологическое явление: подавляющее число бывших подданных Российской империи были представителями интеллигенции». А поскольку администрация КВЖД тоже принадлежала к интеллигенции, в Китае возникла в каком-то смысле уникальная ситуация. Причем не только в полосе отчуждения, а, практически, во многих провинциях страны.

В августе 1920 года, после крушения Белого движения под предводительством адмирала Колчака масса русских беженцев хлынула в Пекин. Чтобы помочь людям, потерявшим Родину, обогреть их и дать средства к существованию, митрополит Иннокентий (на протяжении 29 лет возглавлявший Китайскую православную миссию) отдал им безвозмездно в долгосрочное пользование большую часть имущества Духовной миссии. Эмигранты быстро организовали два паевых товарищества — «Восточное Просвещение» и «Восточное Хозяйство», но славы не снискали. Очень скоро предприятия (в том числе и мощную по тем временам типографию) пришлось ликвидировать за долги — Духовная миссия вынуждена была выплатить единовременно тридцать тысяч долларов, а огромные тиражи отпечатанных учебных пособий и Евангелия реализовывались едва ли не до последнего времени.

Что же касается самих беженцев, то многие из них вынуждены были покидать Пекин и перебираться в Маньчжурию, в частности в Харбин.

«Харбин отличался от других русских провинциальных городов только тем, что стоял на иностранной земле и у русских было иностранное окружение, — пишет в своей мемуарной книге «Пересекая границы» Елена Якобсон, еще одна из моих героинь, женщина, так и не вернувшаяся в Россию, но прожившая долгую и очень интересную жизнь в США. — Русское население представляло собой странную смесь различных социальных, политических и культурных групп. Первые поселенцы приняли к себе русских беженцев от коммунизма — солдат и офицеров разгромленной Белой армии, русских аристократов и дворян, новую русскую буржуазию и интеллигенцию, то есть всех, кого в советской России называли «нежелательными элементами» и от кого стремились всеми силами избавиться».

Так все они и оказались здесь, в этом русском городе, соединившем тех, кто приехал сюда в незапамятные времена на работу; тех, кто бежал от Советской власти; тех, кто почти случайно оказался заброшенным судьбой за границы Родины.

Их делом так или иначе становилась Китайско-Восточная железная дорога, к этому времени представлявшая собой совершенно особое пространство.

Чтобы оценить сегодня значение КВЖД, обратимся к данным, которые приводит Г. В. Мелихов: «В 1923 году на КВЖД работали 18 362 служащих и рабочих — значительная часть огромной русской колонии Маньчжурии.

Сама дорога — это прежде всего 1726,51 км обустроенного железнодорожного пути с 75 станциями и 112 разъездами. Этот километраж складывался из протяженности всех трех главных линий дороги и внутреннего сообщения по Харбину…

Китайская Восточная железная дорога была крупнейшим русским предприятием в Маньчжурии; она имела также самый большой в крае речной флот и лесные концессии. О масштабах и значении ее Плавных механических мастерских в Харбине говорит наличие в них таких цехов и предприятий, как паропозосборный, котельный, механический, кузнечно-литейный, вагонно-пассажирский, вагонно-товарный, электрическая станция, лесопильный завод, испытательная станция, другие. Мастерские были в состоянии выполнять любые механические и ремонтные работы.

Земельный отдел КВЖД, руководимый Н. Л. Гондатти, имел завод сухой перегонки дерева… производил мебель, различные виды паркета. Десятки развитых агрономических учреждений отдела обеспечивали дорогу и предлагали населению семена, саженцы, всевозможные молочные продукты, располагали складами сельскохозяйственных машин и орудий, племенными рассадниками молочного скота, опытными полями и показательными фермами, несущими в массы русского и китайского населения края передовую агротехнику земледелия и выращивания ягодных и технических культур.

Дорога имела также службу телеграфа, автоматическую городскую телефонную сеть, мощную типографию, печатавшую литературу на пяти языках, метеорологическую станцию.

Вот что такое КВЖД».

Государство, чьи мощь и сила не могут вызвать никаких сомнений.

Империя, построенная если не на века, то, по крайней мере, на многие десятилетия.

Естественно, что в первые годы Советской власти ее невозможно было ни уничтожить, ни покорить, — здесь, в Харбине, может быть, более чем на других участках Китайско-Восточной дороги, сохранялась старая Россия со своими установлениями, привычками, идеалами служения Отечеству…

Но этот Вавилон неизбежно должен был разрушиться, прожив, исчерпав свою короткую, но бурную, ярчайшую историю…

Вавилон или — град Китеж Как написал в своей уже не раз упомянутой книге Г. В. Мелихов, этот «богоспасаемый» город, «которого не затронула ни одна война, который остается в памяти его бывших жителей — харбинцев и их потомков — городом их молодости, юности их отцов и дедов… исчезнувшим навсегда, история которого никогда более не повторится, — но и остающимся живым и сегодня…

Поэтому и в наши дни слово «Харбин» остается тем паролем, который при встрече раскрывает сердца самых разных, ранее незнакомых друг другу людей…».

Спустя несколько десятилетий бурный расцвет начнется и в Шанхае. И это будет не новая история, а продолжение той же, влекущей, горькой и прекрасной истории «русского» Китая, к повседневной жизни которого мы попытаемся прикоснуться на этих страницах, вслушиваясь в голоса людей, всматриваясь в их лица на фотографиях. Потому что нет ничего увлекательнее, чем пытаться сплести множество разрозненных, разделенных судеб воедино и в этом сплетении внезапно увидеть прекрасные и жестокие черты Лика Родины.

Да, это была продленная во времени и пространстве история дореволюционной России — любовно сберегаемая в душах, передающаяся в словах, легендах, песнях детям и внукам, родившимся уже здесь, в Китае. Потому что одним из невыраженных, по очень сильных чувств было то, о чем написала в 1928 году поэтесса Марианна Колосова, пострадавшая за патриотизм, за любовь к Родине во время японской оккупации. Она мечтала вернуться домой, но демонстративно отказалась от советского паспорта после того, как в советской прессе появились мерзкие статьи Анне Ахматовой и Михаиле Зощенко. Жизнь Марианны Колосовой завершилась в Чили, но в 1920-х годах, не предполагая, насколько далеко занесет ее судьба, Колосова писала: