Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Богопросвещенный наставник духовной жизни
Старец Григорий ежедневное руководство нашей духовной жизнью вверял отцу Иоакиму как своему последователю в каливе. И отец Иоаким показал себя мудрым учителем.
Старец часто говорил мне «Малыш, учись у отца Иоакима. Он — один из немногих монахов нашего времени, которые стойко держатся истинно монашеского жития».
Когда я впервые приехал в каливу, Старец повелел отцу Иоакиму устроить меня. И так как он пекся обо всех, то, подойдя ко мне, дал мне первые наставления: «Чадо, келья монаха — как поле брани. На нем он должен бороться с бесами, со страстями, и он всегда должен побеждать. Тогда твой Ангел-Хранитель возликует, а Господь благословит твою брань. Итак, отсюда — в рай!»
Немного позже, когда я был официально внесен в список монашествующих нашего скита, он не забыл кратко и ясно изложить мне основные принципы моей новой жизни
«Монах, который нарушает устав, который не приходит на все службы, ест мясо, не может достичь цели. Приучайся выполнять все послушания аккуратно и тщательно. Взвешивай каждое свое слово и действие: говори как монах, гляди на все как монах, ходи как монах, ешь как монах, спи как монах, думай как монах, молись как монах.»
Это были и его собственные принципы, которых он придерживался и которые старался привить нам. Он с любовью следил за каждым нашим шагом. Он использовал каждую возможность, чтобы укрепить наш дух. Он был очень мягким, но в то же время непоколебимым, когда дело касалось духовной жизни.
Так как я был самым младшим, мне поручали разную физическую работу — мыть посуду, подметать и так далее. Отец Иоаким каждое послушание подбирал очень тщательно, стараясь формировать наши характеры. Много раз, когда я под краном мыл посуду, а зима была суровая, и руки мои коченели от ледяной воды, он подходил ко мне и говорил с любовью. «Малыш, зима горька, а рай сладок. Трудности и боли возвысят нас над нашими себялюбивыми натурами и страстями».
Слова, да и самое присутствие отца Иоакима укрепляли мою юную душу, вступившую в брань духовную.
Но бывало, что никакое человеческое участие не могло мне помочь, и я не чувствовал душевного покоя Что действительно происходит в душе новообращенного! Какие испытания, какая брань, искушения и козни бесовские восстают на нашем пути к ангельской жизни! Когда новички борются и побеждают, они настоящие герои!
В тот первый год я помню, мне было очень трудно, когда пришло время собирать оливки. Это время пришлось на период моей усиленной борьбы с себялюбием, со старыми греховными привычками. Ежедневно мучила меня ужасная головная боль. И в этом состоянии я попросил Старца дать мне какое-либо другое послушание. Он охотно согласился, и мне поручили готовить трапезу, и прибирать каливу.
Благословенный отец Иоаким узнал от Старца о моей просьбе. И когда ему не нужно было находиться в саду, он приходил в каливу (оливковый сад был рядом с нашей каливой), приближался тихонько ко мне и старался помочь. В один из таких случаев он сказал мне:
«Голова у тебя болит, малыш? Иди и возьми масла из лампады у иконы Пресвятой Богородицы, помажь крестообразно, и боль пройдет. Иди и прочитай еще тропарь Богородице»
«Благослови,» — ответил я и сделал все так, как он мне сказал.
«Ну и что, прошла твоя боль?»
«Нет, честный отче».
«Тогда, видать, дело не в голове, потому что наша Богородица исцеляет от всех болезней. Быть может, тебе следует пойти пособирать оливки, хотя бы на полчаса, а потом вернешься».
Тогда я выслушал это равнодушно. Но в тот же вечер, когда я был у Старца на откровении помыслов, упомянул также и об этом.
«Выходи, чадо, на полчаса в сад Так ты проявишь послушание отцу Иоакиму» — сказал мне Старец.
На следующий день я отправился с братией в оливковый сад Через полчаса работы отец Иоаким, который, несмотря на свою болезненность, на сильном морозе собирал оливки, подошел ко мне и сказал:
«Ну что твоя голова, малыш?»
"Не болит".
«Тогда еще полчаса поработай, а затем иди».
Прошло еще полчаса, и он снова спросил меня: «Ну что, болит?»
«Нет, как ни странно,» — ответил я.
«Хорошо. Сейчас иди в каливу и выполняй другие послушания».
Ободряемый мягким и любящим отцом Иоакимом, я полтора месяца проработал в оливковом саду, и меня больше не мучила головная боль.
А вот еще один случай.
На верхнем этаже каливы была большая «солнечная комната», откуда открывался вид на весь скит и на открытое море. Потоки света лились в комнату, и потому отец Иоаким использовал ее под мастерскую иконописцев. Здесь я должен сказать, что он и сам был хорошим иконописцем.
Он выучился иконописи в Кафисме Святого Константина (относящейся к Лавре) и этим трудом зарабатывал кое-какие деньги для нашей каливы.
В одно время я тоже пытался освоить иконопись Благословенный отец Иоаким учил меня. Я делал свои первые опыты: разные по величине глаза, рты, носы, уши и так далее. Он никогда не говорил мне, что мои «творения» были безобразны, но всегда подбадривал меня. Через несколько дней я оставил свои попытки, несмотря на его поддержку.
Позднее я спрашивал отца Иоакима: «Почему, отец, когда я делал те ужасные рисунки, просто карикатуры, ты говорил мне, что они хорошие?»
«Малыш, никогда не следует обескураживать начинающих. Это правило обучения, которое я познал еще в американском колледже. А когда я приехал сюда, то нашел выводы в теории обучения — плодах многолетних исследований ученых — согласными со священными писаниями, оставленными монахами, жившими много веков назад И выводы эти не только записаны в книгах, они воплощаются в жизни старцами, у которых порой мало образования, но неизменно много опыта в обучении монашеской жизни. Я видел их применение здесь, на Святой Горе, современными монахами».
Его аккуратность и благородство души
Житие отца Иоакима раскрывало все новые чудные стороны его натуры. Это проявлялось не только в высокодуховной внутренней жизни, но и во всех его привычках, хотя и ему приходилось одолевать многоразличные трудности. О нем говорит и тот порядок, который установился в каливе его стараниями.
Как-то я взял нож, чтобы порезать лимон, но не положил его на место. Случилось, что отец Иоаким как раз проходил мимо.
«Ты пользовался ножом?»
«Да», — ответил я. «А почему там его оставил? Сейчас
