Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Второй отряд между тем продолжал готовиться к «Огоньку знакомств». После полдника в лес отправились костровые. А после ужина, когда стемнело, пошел и весь отряд.
Расселись на сто лет назад зарубленных сухих деревьях. Слева и справа, из-за черных елей слышалось, как вокруг своих костров рассаживаются другие отряды.
Костровые стали поджигать хворост. Со второй, с третьей, с четвертой спички. А все громко считали и смеялись. Рядом с Леней сидел Генка и тихо рассказывал:
— Прихожу, а мне говорят: «Ты переведен». А я же ничего не знал… Законски получилось!
Леня чувствовал Генкино плечо и радовался, и волновался. Решительный момент с каждой минутой был все ближе.
— Начнем, ребята? — сказала Ольга Петровна. Подождала секунду: — Первым я отдаю разговорную шишку… — Она повернулась к Лене. И
Леня Осипов замер, словно сейчас в него должны были выстрелить… — Отдаю Вете.
С ним, оказывается, рядом сидела эта бесконечная Ветка!
— Так и пойдем по кругу, — сказала Ольга Петровна, — по часовой стрелке.
«Значит, я последний», — с облегчением сообразил Леня.
— А чего это будет? — шепотом спросил Генка.
— Сейчас узнаешь… — К счастью, в свете костра было не определить, покраснел он или нет.
Ветка между тем встала и, держа еловую шишку, словно Алла Пугачева микрофон, стала рассказывать о том, в какой школе она учится и чем увлекается. «Я люблю шить». Вот уж чего б Леня никогда про нее не подумал! А впрочем, откуда ему было знать, островитянину.
Потом говорили другие. Ничего особенного. Но удивило Леню, что они все спокойно так рассказывали, свободно как-то.
Они это для чего делали? Ну, немного чтобы похвалиться — это ясно. Но главное, объяснить: со мной интересно, я умею это и это. И вот этим могу пригодиться отряду.
Ну а зачем им пригождаться? Неужели они все такие единодушные?.. Разговорная шишка медленно приближалась к Лене Осипову… Из них потому и получался отряд, что они чего-нибудь отдавали — каждый: умею петь, шью, могу сыграть в волейбол за сборную. У них такая как бы получалась дружба в складчину.
А я?..
Встал Генка. И начал рассказывать уже в третий раз слышанную Леней историю про «Определитель птиц». И еще добавил, что они нашли гнездо и будут теперь с Леней следить за ростом птенцов.
— А как следить-то? — спросила Ветка.
— При помощи фотоаппарата. Фотографировать их три раза в день. И наклеивать в альбом, чтобы получилась фотоповесть.
Леня, забыв про то, что ему сейчас говорить, усмехнулся от души этой удивительно детский фразе и понял: все-таки он здесь Робинзон, а Генка — Пятница.
— А что, молодцы Леня Осипов и Гена Савелов, — сказала Ольга Петровна, — молодцы! Хорошо придумали.
Неожиданно для себя Леня встал. Генка, который еще не успел сесть, протянул ему шишку. Леня почувствовал, какая она ершистая и мягкая одновременно, какие у нее зрелые, оттопыренные чешуйки. Шишка, которая прошла из рук в руки по всему отряду.
И тут особое какое-то вдохновение снизошло на него. То самое вдохновение, которого он ждал. Только это было еще лучше… Он вдруг микрофоном-шишкой постучал о раскрытую ладонь.
— Чего? Не работает? — спросил кто-то с той стороны костра. — Слышимость плохая?
Впервые за эти несколько дней Леня улыбнулся, а не нахмурился. Вытянул руку вперед:
— Знаете здесь что? Здесь семена. Давайте их посадим, и вырастут новые деревья.
С удивлением все смотрели на него. Было тихо, только костер пылал и потрескивал.
Грошев, который был костровым, протянул Лене пустой коробок:
— Давай сюда их сыпь аккуратно.
Они стояли с Генкой — двое людей, которые пусть и отдельно стараются, а все равно не для себя. И это был не секундный подвиг. Костер горел, обдавая их жаром и красными ударами света. Все смотрели на них.
В лагерь возвращались без криков и песен, потому что младшие отряды уже спали. Да и не хотелось шуметь в такой тихий вечер.
Леня и Генка шли сзади. Ольга Петровна оглянулась несколько раз. Нет, все в порядке, просто у них такая манера — идти сзади.
Ветка потихоньку из головы отряда начала отставать, отставать…
— Эй, Осипов Леня, — сказала она, — а вам, случайно, помощники не нужны? Для этой… для повести…
— Конечно, нужны, — сказал Генка неторопливо. — Мы даже еще как следует гнездо не обнаружили. Мы только знаем ареал обитания этой птицы.
Ветка не решилась спросить, что это такое «ареал обитания», а лишь с чисто девчоночьим, трусливым восторгом подумала: «Как с ними интересно!»
Грошев, известный своей смелостью боксер-третьеразрядник, оглянулся через плечо и в глубине сумерек увидел Ветку, разговаривающую, елки-палки, с Осиповым… Ведь вот даже захочешь помириться — не сможешь! На мгновение он решил было пойти туда. И даже почти остановился. Но потом — нет! Пошел вперед, обгоняя всех.
«Странно, — подумала Ольга Петровна, — Вета активная девочка, а почему-то тянется к Лене Осипову — ну, самолюбив, а другого-то маловато. Или я ошибаюсь? Что-то я слишком категорично стала судить…»
Была она полноватая одинокая женщина лет сорока пяти. Ходила в тренировочных брюках, в пионерском галстуке, что вовсе не требуется от воспитателя, и в старомодных очках без оправы. Сын ей писал письма из армии — примерно раз в три недели.
Глава вторая
РАЗНИМАТЕЛИ ДРАК
Веснушки есть признак здоровья и хорошего нрава, как сказал кто-то, а кто — неизвестно. Но сказал он правильно.
Человек, о котором идет здесь речь, был еще и рыжий, голубоглазый, имел широкую, похожую на блин физиономию, большой рот с улыбчивыми розовыми губами, широкий нос и густые белесые брови.
И еще он был довольно-таки толст. Но не той толщиной, про которую кое-кто из ребят любит дразниться: «Жирный — поезд пассажирный!» — а иною, спортивной, которая бывает у штангистов и борцов.
Он, кстати, и был борцом.
И звали его Вадим Купцов.
В лагере ему жилось совсем не плохо, а вернее, даже очень хорошо. Он ездил в «Маяк» каждый год, начав свою жизнь пионерлагериста с пятого отряда. И вот теперь дорос до первого. Это само по себе многого стоит. Но главное, вот уже второе лето он считался
