— Она просто служанка! Какая ей разница за кем срач убирать? — невозмутимо чеканит. — Похлебки готовить.

Громов скрещивает руки на груди и потирает подбородок.

— Стряпуха, значит. Это хорошо. Я как раз отправил своих девчонок в санаторий.

— Вероника Сергеевна отдыхать изволила?

— Я изволил. — Особо хмуро говорит и вздыхает. — Теща… заебала. Шельма урюпинская. А Вероника с доченькой, так, прицепом.

Не перестаю поражаться ситуации. Разве может такой упырь, как Громов иметь семью? Дочь. Тещу. Это немыслимо!

Татуированное исчадие разворачивается и шагает по ступеням внутрь дома. Замут дотрагиваясь моего плеча, подталкивает, чтобы шевелилась следом. Сам контролирует меня со спины.

Я на цыпочках переступаю порог и вижу просторную гостиную. Кажется, в этом доме даже воздух пропитан беззаконьем. Тяжелой энергетикой хотя визуально царит чистота абсолютная. Очевидно, Громов любит порядок не только в своих криминальных делишках. Здесь все такое же мрачное в серо-черных тонах за исключением некоторых цветных деталей интерьера, к которым точно приложила руку женщина.

Замут обгоняет меня и по-хозяйски валится на диван. Громов умещается рядом с ним и берет со столика какие-то бумаги. Я стою посреди логова и растерянно перебираю пальцами на руках. Молчу.

Наблюдаю, как безымянные наемники обходят меня, рассредоточиваясь по особняку. Ублюдки везде. Подобно рою шершней вьются. И на улице и внутри. От их взгляда никуда не скрыться.

— Снежинка, ты не стесняйся. — С усмешкой говорит Замут, и указывает вправо. — Кухня там. Сваргань нам что-нибудь из своего коронного. Жрать охота, кишки сводит.

— Конечно. Да… сейчас…

Почти срываюсь на бег, скользя пятками по каменной плитке. Быстро-быстро машу руками, суетливо огибаю лестницу и за углом чуть не сталкиваюсь с рыжим верзилой в черном костюме.

— Извините.

На ходу шепчу и осторожненько обхожу наемника. Вскоре нахожу кухню. Я нахожу кухню и не понимаю, что делать. Теряюсь во множестве шкафов, современной технике.

Из коронных блюд, которые я могу предложить бандитам это хлеб, а сверху кусочек колбасы или помидорины. Черт возьми, но я не умею готовить. В доме брата всем заправлял обслуживающий персонал. Однако, я не должна себя выдать. Мне придется выкручиваться, чтобы сохранить жизнь! И как это сделать пока ума не приложу. Ладно.

Кидаюсь к шкафам, беспорядочно открываю створки. Беру всю свою волю в кулак и беру здоровенную серебристую кастрюлю. Бегу к раковине и из крана заполняю ее водой. У сенсорной плиты чувствую себя обезьяной и тычу все подряд. С облегчением выдыхаю, когда заветный кружок на панели загорается красным. Умещаю кастрюлю сверху.

В холодильнике я нахожу много продуктов. Достаю яйца, морковь и картофель. Зелень, томатную пасту для аппетитного цвета. Скидываю овощи в раковину, какой-то губкой их мою. Без разницы. Я тороплюсь и очень переживаю, нагибаюсь и распахиваю тумбу под раковиной, чтобы поискать ведро для мусора. Я нагибаюсь и вздрагиваю, когда в неудобной позе меня обхватывают крепкие руки и рывком прижимают к телу.

— Замут, не надо, пожалуйста…

Я шепчу и ощущаю боль от ладоней под ребрами. Они давят слишком сильно, впиваются через легкое платье.

— А я не Замут.

Глухим хрипом раздается незнакомый голос. С ужасом оборачиваюсь и вижу того самого рыжего наемника с псиной мордой. Расплылся в хищном оскале так, что его кожа, усеянная веснушками, собралась у рта и глаз глубокими морщинами.

— Отпустите.

— Да не шугайся ты, стряпуха… — сбавляет тон и лихорадочно начинает задирать подол, скользя по коже влажными пальцами. Он дышит часто, нетерпеливо. Я чувствую ярую дрожь, что раскатами проносится по его телу. — Пару палок кину…

— Ой, нет! Что вы делаете?!

— Не брыкайся как целка…

Я выпрямляюсь, пытаюсь оттолкнуться, но наемник, как тисками удерживает в кольце своих рук. Пугаюсь, будто сирена вою, а ублюдок спешит заткнуть мой рот ладонью. Царапаюсь, соплю. Плачу от страха, роняя горючие слезы на его руку.

Я продолжаю дергаться, себя теряю и значимость происходящего. Наемники считают меня дешевкой, той, что убирала грязь за их лютым врагом. За человека не считают. Оно и понятно, ведь таких диких варваров лучше держать на цепи иначе загрызут. Не подавятся. У моего брата такие же. Я знаю их и знаю на что они способны, стоит чуть ослабить поводок.

На панике у меня подскакивает давление и не хватает воздуха от сжатия чужими руками. Каштанкой трясусь и слышу командирский голос:

— Рябчик блять, отпусти девку!

Тяжелая рука берет наемника за шиворот пиджака и оттаскивает в сторону. Я отлетаю к кухонной тумбе, успеваю придержаться, чтобы не упасть. Черный злющий Замут опрокидывает мужчину на пол и пулей переводит взгляд на меня.

Хватаюсь за грудь, первые три секунды думаю, что умерла со страху. Таращусь в ответ на Чудовище, и он прекрасно считывает с моих глаз жуть несусветную. Он слышит невнятный вопль и снова опускает рассерженный взгляд на наемника, что, отряхиваясь поднимается, растирая свой псиный лоб:

— Замут, а чё такого?

— Ее трогать нельзя. — Разворачивает, толкает наемника в спину. — Проваливай.

О… Господи, Рябчик, озабоченный Рябчик, спотыкаясь, вываливается вон, а я остаюсь. На кухне самого Громова и задницей подпираю тумбу.

В кастрюле на плите вода закипает и бурлит. Стуча крышкой, выплескивается на поверхность.

— Продолжай.

Будто и не было ничего, говорит Замут, хмуро шагает вслед за наемником.

Мне срочно нужен телефон, мне нужно связаться с братом. Каждая минута нахождения в этом логове становится все опаснее. А голова вообще не соображает от стресса.

Пошатываясь, я беру нож. Прямо на тумбе рублю чертову картошку с морковкой хаотично. Скидываю в кастрюлю. В кипящую воду разбиваю четыре яйца, помешиваю. Пальцами рву укроп, чтобы завуалировать яйца и добавляю томатную пасту.

Я нахожу серебристый поднос и тарелки. Молюсь и разливаю блюдо. Еле справляясь с дрожью, я беру поднос и словно на расстрел плетусь из кухни в гостиную. Я иду по гладкому полу, но, кажется, как по битому стеклу.

— Приятного аппетита.

Я останавливаюсь рядом с Замутом и Громовым, умещаю на столик поднос уже сервированный.

— Это что? — Громов смотрит на мой суп как на дерьмо и какой-то степени я с ним согласна.

Пячусь, крепко стискиваю зубы, скрещиваю два пальчика за спиной.

— Суп Якутский закат.

— Почему красный?

— Ну, так… закат же…

Замут первым берет ложку, и скептически наблюдая за яйцами в жижке, решается попробовать. Он направляет ложку в рот и замирает. Я замираю и утопаю в его пристальном взгляде. Чудовище с трудом проглатывает и тяжко вздыхает.