– Че нос воротишь?

Глаза бармена смотрели на меня вызывающе недобро. Но тюремный опыт подсказывал мне, что спускать в подобных ситуациях нельзя. Поэтому я избрал средне-агрессивную тактику.

– Не катит твое пиво. Вкус гунявый. И кружка у тебя какая-то, бля, дударная.

– Пиво какое есть. А вкус гунявый, потому что я в него ссу. Ха-ха-ха.

– Ну ты брякнул, мухомол![80]За такие косяки можно ведь упасть-влюбиться. Забей амбразуру пока тебе бестолковку не отремонтировали.[81]

На этой бравурной ноте я решил закончить диалог, отставил кружку и небрежно бросил две бумажки по 10 долларов. Две, чтобы у бармена сложилось представление о моей состоятельности и не возникло вопросов о необходимости давать мне сдачу. Бармен, действительно, заткнулся. Через минуту его кто-то позвал, он отошел и тут же вернулся с телефонной трубкой в руках.

– На побалакай тут.

Я взял трубку и сказал «Да!»

– Ты кто?

– Я – Пророк. А вы?

– А я Ворон.

Голос у него был добрый и немного уставший. Абсолютно не походил на голос одного из самых страшных людей России. В тюрьме ходили слухи, что сходняк собирался даже развенчать Ворона за излишнюю жестокость. Коба эти слухи жестко отрицал. Хотя сам как-то сказал мне, что до коронации погоняло его отца было «Выключатель».

– По музыке ходишь? Или вор ворует, фраер пашет?

– Мне сказал Коба, что вы можете мне помочь. У меня проблемы. Мне и моей девушке нужны документы.

Я специально не переходил на феню, чтобы сохранить дистанцию. Одно дело таксист с барменом, другое – Смотрящий всего Приморья. Удивительно, но Ворон тоже решил сменить феню на обычный язык. В этом было что-то уважительное. Мол могу по музыке, а могу и так. Его русский был какой-то выспренный. Слова выговаривались медленно, как будто Ворону приходилось задумываться над каждым словом. Грузинский акцент еле слышался. У Кобы акцент был сильней, что понятно: Кобу воспитывала мать.

– Отписал он мне про тебя, отписал. Как ты с Фонарем в шахматную игру играл. Как звезду с неба выиграл. А потом ты будто бы испарился. Пшик – и нет тебя. Думали даже, что ты засланный. Но навели справки – нет, ты чистый. Ладно. Поступим так. Навести меня сегодня вечером, сделай милость. Вместе с девушкой. Отужинаем. Я тебе покажу мою усадьбу. Ты расскажешь мне про свое житье-бытье. И обмозгуем твою проблему. Ты в гостинице поселился или у друзей обитаешь?

– На частной квартире.

– Адресок не скажешь?

Я запнулся. Но выхода не было. С такими людьми в темную не играют.

– Тунгусская 25, квартира 3.

– Вот и славно. Часиков в шесть за тобой подадут машину. Договорились?

Мне совершенно не улыбалась идея ужинать в усадьбе первого бандита Приморья, но отказ должен был показался ему серьезным оскорблением. Однако Машу я попытался отмазать.

– Договорились. Я буду. А девушке сегодня что-то не здоровится.

– А ты же доктор? Вот и вылечи ее до восьми часов. Я буду очень ждать. Вас обоих.

Я офигел, оттого, что даже о моем образовании ему было уже все известно. Попрощался и поплелся в гостиницу, с ужасом думая, как мне уговорить Машу. Я не считал предстоящий ужин таким уж рискованным, но все-таки…

Маша согласилась на удивление быстро. Во-первых, ей было интересно, как живут настоящие крестные отцы. Во-вторых, у нее появился повод купить себе красивое платье и туфли. В-третьих, она поняла, что другого выхода нет. Мы занялись шопингом и потратили на него полдня.

Я, не выбирая и не торгуясь, купил себе сотовый телефон, а потом из интернет-кафе, оплота дальневосточной цивилизации, отправил Антону на его секретный ящик номер своего нового телефона, подумав, что если в течении трех дней он не ответит, то придется связываться с Диной. А втравливать свою сестру и его жену в эту историю мне совсем не улыбалось. Но третьего способа связаться с Антоном я не видел. В Hi-Tech Computers могли ничего не знать об этой поездке. Я вообще подозревал, что Антон прилетал в Москву на пару дней не столько ради меня с Матвеем, сколько ради того, чтобы уволиться. Хотя, конечно, я мог ошибаться.

В восемь вечера мы садились в бронированный шестисотый Мерседес с белым кожаным салоном и минибаром. Это была первая машина с нормальным рулем, встреченная мною в Приморье. Когда я приоткрыл окно, то понял, что боковые стекла у него были толщиной с Библию.

– Сколько же он весит? – спросил я шофера, одетого в легкий вельветовый костюм.

– Больше пяти тонн. Шесть броневых плит. Каждое стекло – за сто килограмм.

– Специальная подвеска, специальный двигатель?

– Конечно. От простого Мерседеса здесь только салон и электрика.

Мы выехали из города и довольно быстро поднялись на вершину сопки. Вид из усадьбы Ворона был замечательный. Сзади и слева – сопки, справа – амфитеатр города, в котором уже начали загораться огни прямо – залив Тихого Океана. Чугунные ворота открылись автоматически. Колеса зашуршали по каменной дорожке.

Вилла была построена лет сто назад в русском ложно-классическом стиле: бледно-желтая штукатурка, высокие окна, колонны, портики. Прямо перед виллой – огромная цветочная клумба. Чуть в глубине краснела маленькая нелепая кирпичная часовня с огромным золотым куполом, явно построенная совсем недавно и совершенно не вязавшаяся с белыми колоннами и желтыми стенами. Ворон верил в Бога.

Шофер вылез и открыл дверь для Маши. Я вылез сам. Мы вошли внутрь. Лакированный паркет, хрустальные люстры, зеленоватый гобелен со странными зверьками во всю стену, остекленные белые двери, стулья с гнутыми ножками, обитые умеренно пестрой тканью.

Мы прошли в гостиную. Огромная зала. LCD экран размером с треть стены. Вдали – бар с барменом. Пока мы озирались, двери, расположенные напротив тех, через которые вошли мы, распахнулись, и хозяин усадьбы медленной и степенной походкой, чуть прихрамывая и опираясь на трость вошел в гостиную и стал приближаться в нашу сторону.

Он был одет как похоронный агент. Или как итальянский мафиози. Черный пиджак, черная шелковая рубашка с стоячим воротничком, черные брюки, ботинки и носки. На руке у него был перстень с алмазом, но пока он шел к нам, Маша успела прошептать мне, что наш – круче. Как она разглядела это на таком расстоянии я не понял.

Ворон был невысокого роста, на вид около шестидесяти лет, волосы – очень короткие и абсолютно седые. «Раньше они, конечно, были абсолютно черные, – сказал я сам себе. Отсюда и кличка…» Нос с горбинкой выдавал грузинское происхождение. Выражение лица – спокойное и внимательное. Глаза – холодные и тоже спокойные. Весь он излучал какую-то усталую большую силу. Или сознание этой силы.