Исторический саммит должен был пройти в режиме реального времени и пространства, с наивысшей степенью доверия и партнёрства, то есть: без галстуков, шнурков, носков, трусов и ботинок. Особая программа готовилась для первых леди планеты, которым предстояло встречаться без бантов, зонтов, чулков и колготок. Миру предстояло вступить в новую фазу своего развития. Тысячи дивизий были приведены в полную боеготовность. Миллионы бомбардировщиков и перехватчиков барражировали в небе над Россиянией и окрестностями. Неисчислимые силы быстрого реагирования стягивались на ударные плацдармы. Десятки тысяч термоядерных ракет нацеливались на десятки тысяч возможных международно-террористических центров по всей планете. Мириады и мириады полицейских, спецназовцев, омоновцев, карабинеров, «альф», «омег» и «эпсилонов» готовились дать отпор силам реакции… Мировая демократия бросила всю свою жандармерию, все танки и ракеты на укрепление мира в мире. Глобус просто распирало гуманизмом.

А тем временем Моня вёл свой подкоп под Смольный. Где ещё могла состояться столь грандиозная встреча самой толстой восьмёрки всех времён и народов? Только в Смольном! Там, где сиживал на реввоенсоветах пламенный Монин дед, где хаживал он с этажа на этаж, острым глазом выявляя контру… Рыть подкоп было просто. Его и вообще не надо было рыть. И так понарыли чёрт-те сколько! Всё под Смольным было изрыто всяческими коммуникациями, канализациями, ходами, переходами, лазами, шахтами, штреками… Первую неделю Моня как окаянный без сна и отдыха блуждал по ним в потёмках… На восьмой день его нашли чёрные диггеры, уже восемь лет блуждавшие по подземному Питеру. Вначале они хотели утопить Моню в отстойнике. Но когда узнали, зачем он забрался в их владения, с радостью предложили свою помощь. Диггеры, в своих подземельях, как и прочее народонаселение в своих хижинах и дворцах, постоянно смотрели по телеящику всякие передачи про международных террористов и так же, как и прочие смотрящие, сами страстно мечтали о каком нибудь международно-террористическом акте. Они так и сказали Моне:

— Братан! Ты воще объясни нам, почему их воще ещё никто не расхерачил! Мы тут ни хера не понимаем!

— Вот потому и не расхерачили, — мудро разъяснил Моня, — что все ждут и никто не херачит.

Диггеры были потрясены нечеловеческой мудростью незнакомца. И тут же провели его под Смольный.

— Ты тока не оплашай, братан! — попросили они Моню. — Пострадай за народ. А мы те памятник отольём нерукотворный и на Адмиралтейский столп поставим…

Дети подземелий были хорошими и добрыми людьми. Они и на самом деле увековечили бы Моню в бронзе.

— Лучше на Лубянку, — скромно попросил Моня. — А то там вместо Дзержимордыча зелёную кикимору водрузили, малыши в «Детский мир» боятся ходить.

— И на Лубянке! — согласились питерские диггеры, — там наши московитские кореша масть держат, говорят, будет базар, саму «контору» под землю обвалим!

Моня знал, что под «конторой» на Лубянке вмонтированы восемь титановых столпов до самой базальтовой платформы, «материка», по-научному. Лубянские столпы, на них всё и стоит-держится в Россиянии и на Лубянке, аки на восьми слонах. Но тайну эту он питерским не выдал. Не время. Как никак, а Третьим Римом был не Санк-Петроград. А Третий Рим обваливать не положено, ибо четвёртому риму не бывать! Так говорили святые старцы. Святым старцам Моня верил не меньше, чем Герберту Маркузе, Бакунину, субкоманданте Маркосу и Теодору Герцлю.

Монин план был прост. Ещё неделю назад он закупил в Чеченегии два грузовика пластида. И на всякий случай десяток гранатомётов, чтобы мочить тех, кто будет выскакивать из «эпицентра», как выражались очень грамотные россиянские репортёры. С гранатомётами по периметру будут сидеть десять нацменов (национал-меньшевиков). Ещё два десятка ребятишек из «Чёрного Блока» должны поддерживать их автоматным огнём. Про милицию-полицию, спецназы-херазы, которых должны были подтянуть до полумиллиона касок, Моня вообще не думал, он знал, что эти «профи» разбегутся после первого выстрела, они были хороши против безоружных старух и ветеранов-инвалидов… ну, а пока в Питер введут Таман-мировскую дивизию и силы быстрого реагирования НАТО, он уже будет в Гондурасе. План не вызывал ни малейших сомнений.

Но началось с того, что чеченеги-сволочи подсунули Моне не настоящий ычкерийский пластид, а купленный на гатчинских складах довоенный динамит, и всего один грузовик, да и в том, каждая вторая пачка динамита оказалась хозяйственным мылом. Чеченеги клялись Аллахом, матерью и бригадным ефрейтором, что это сволочи-прапора со склада их надули и что все Монины деньги до последнего цента они отдали складским гадам. Моня знал, что гады они все: и прапорщики-ворюги, и чечене-ги-жулики, и министры, которые получали свой процент с оборотов воинских складов. Он не стал поднимать ки-пеж. И половины грузовика должно было хватить. На всякий случай он позвонил Кеше.

— Конечно, эффектней этих шмаков[51]было бы раздолбать сверху, «чёрными акулами», — доложил он, — или захерачить на них «сессну» с баком иприта. Но верней работать снизу. Не так красиво, но… короче, мне нужна цистерна бензина, можно, солярки — закачаем в трубы и батареи, чтоб… хе-хе! не замёрзли… без галстуков, блин!

— Садист! — выругался Кеша. — Может, ты их ещё из душа напалмом польёшь?!

— Не я его придумал, — чистосердечно признался Моня. Кеша долго молчал, соображая, что имел в виду Моня: напалм или душ. Потом дал ценное указание:

— Работать надо красиво!

— Тогда давай мне пару «боингов», хе-хе… «Боингов» у Кеши не было. Даже если бы и были, он бы не дал — слишком жирно для этих уродов, можно и поскромнее… Но на солярку пообещал.

Дело было святое. Поэтому Моне помогали все: и питерская братва, и бабки-коммунарки, и подпольная красная армия Третьего призыва, и хмурые безработные пролетарии, сдавшие свои цепи в утильсырьё, и депутаты, и охреневшие от разгула демократии нищие демократы, и бомжи, и олигархи Савва Рабинович с Моисеем Морозовым… и наиболее несознательные работники охраны правопорядка — за пару зелёных червонцев они пригнали бригаду незаконных мигрантов из Патагонии, и те живёхонько перетаскали динамит вперемешку с мылом в лабиринты под Смольным. Солярку в систему отопления залили под видом профилактических работ.

Братва поначалу поставила Моню на ножи. Питерок городок маленький, свои боками трутся, а залётным облом в натуре. Моня не стал косить под блатного. Сразу выложил про себя, про Веню Оладьина, про Кешу, про идею… В бандитском Питерсбурхе «идейные» ходили в авторитетах. Кеша просто был иконой. А потому Моню зауважали. Подвезли грузовик «лимонок», коробку «наполеона», закуски, девок… всю ночь пили-кутили, покуда кто-то не спёр половину гранат. Через три дня пропажу вернули с запиской: «Извиняйте! Не знали благородной цели. Бог в помощь!», и мельче подпись «питерские беспризорники». Вслед за вернувшимися «лимонками» невесть откуда пришло тыщи две шахтёров, уселись на мостовую и в знак солидарности начали колотить по ней своими касками. Моня ходил злой, нервный, всё боялся, что динамит и мыло сдетонируют. Но прогнать углекопов не решался… Народ!