В записке говорилось, что ему звонила сеньорита Кабуки из номера 1210 гостиницы «Мемфис». Было проставлено и время звонка: пол-одиннадцатого вечера. Как видно, она позвонила сразу после того, как они расстались у гостиницы.

Он взглянул на часы. Четверть двенадцатого.

Выпив стакан воды, он взял трубку:

– Говорит Рюмон. Мне сказали, что ты звонила… – проговорил он, стараясь скрыть волнение.

– Как ты быстро отзвонил. Я была уверена, что раньше двенадцати тебя Синтаку ни за что домой не отпустит.

– Ты бы не возражала, если бы я позвонил тебе так поздно?

– Я собиралась ждать до часа.

– Хотела удостовериться, что мы с Синтаку не намяли друг другу бока?

– Намяли бока? О чем это ты?

Рюмон присел на кровать.

– Ханагата сказала мне, что, по ее впечатлению, мы с Синтаку никак не можем тебя поделить. Я ей на это ответил, что у нас с ним не сегодня завтра дойдет до драки.

Тикако выдержала паузу.

– Раз ты так пьян, тебя, наверное, приглашать не стоит.

Его пальцы крепко сжали трубку:

– «Раз ты так пьян, тебя, наверное, приглашать не стоит». Вот видишь, повторил без единой ошибки. Это доказывает, что я вовсе не пьян.

Снова пауза.

– Ну хорошо… тогда, может, выпьем немного вместе?

– С радостью. Открывай окно. Прыгаю к тебе.

– Нет, в номер не приходи, – резко сказала она.

На его лице появилось разочарование.

– Ну вот, теперь я себя чувствую, точно муха, которую только что распластали по столу мухобойкой. К твоему сведению, если бы я и вправду хотел прийти к тебе в номер, твоя дверь уже давно была бы в щепках.

– Знаешь, я сегодня что-то устала. Давай-ка обойдемся без твоих сложных шуток.

– Ладно. Попробую придумать другую, попроще. Встретимся через пять минут у тебя в баре.

Сполоснув лицо, Рюмон направился в соседнюю гостиницу «Мемфис».

У стойки с краю стояли двое мужчин, по виду коммерсанты, и негромко разговаривали. С другой стороны стойки бармен терпеливо слушал речи подвыпившей дамы лет сорока.

Рюмон поискал глазами Тикако: она ожидала его, заняв пустую нишу в углу.

Рюмон заказал бармену пива и сел напротив. Тикако успела переодеться в свободное длинное платье бледно-зеленого цвета.

Рюмон положил ногу на ногу.

– Тебе не кажется, что мы с тобой уже целую вечность не были наедине? – проговорил Рюмон, показав подбородком в сторону входа. – Да и сейчас нельзя почувствовать себя спокойно: Синтаку может появиться в любую минуту.

Тикако бросила взгляд на входную дверь:

– И правда, Синтаку часто появляется именно в такие минуты. Так ведь было и в Саламанке…

– Не беспокойся. Это же шутка. Притом шутка самая что ни на есть простая – как по заказу.

Тикако издала легкий смешок.

– Ты и правда не пьян, но чем-то сильно раздражен.

Бармен принес пиво.

Они чокнулись.

– Если мне нельзя ни напиваться, ни раздражаться, остается, пожалуй, только уехать в Барселону и провести там жизнь, шлифуя камни Саграда Фамилиа.[85]

Тикако задумчиво провела языком по губам, слизывая пивную пену.

Ее язык на мгновение блеснул во рту, и Рюмон ощутил желание, разлившееся по всему его телу. Перед глазами возникла сцена, которую он увидел в Саламанке: Тикако, изящно изогнувшись, сидит на корточках перед канализационным люком и разбирает надпись на нем.

Во рту пересохло. Он осушил кружку и попросил у бармена еще бутылку пива. Тикако смотрела на него с неодобрением.

– Что-то ты разогнался…

– Бутылка совсем маленькая, к тому же это ведь пиво. Что-что, а пива я могу выпить сколько угодно. Это же все равно что вода, ей-богу.

Тикако вдруг перевела взгляд на его грудь:

– Слушай, покажи мне твой кулон.

Рюмон снял кулон и положил его на стол.

Тикако взяла его и внимательно рассмотрела на свету.

– И правда, похож на рисунок Куниэда.

– По-моему, они совершенно идентичны.

Рюмон собрался с мыслями и обстоятельно описал ей, как и при каких обстоятельствах ему достался этот кулон. Так же без утайки рассказал все о своих родителях.

Тикако выслушала его, не перебивая: казалось, его рассказ взволновал ее.

– Помнишь, мы с тобой обнаружили в реестре Интернациональной бригады имена Рикардо и Марии Нисимура. Я ведь уже говорил тебе, что Нисимура – девичья фамилия моей матери?

– Да, говорил. Ты тогда еще высказал догадку, что эти Рикардо и Мария – твои дед и бабка, правда?

– Именно. А теперь моя догадка превратилось в уверенность.

Тикако сдвинула брови:

– Неужели? И что же тебя убедило?

– Ты ведь слышала про Кайба Кивако, председателя «Дзэндо»?

Тикако вздрогнула:

– Слышала…

– Она мне говорила, что в молодости училась в Париже и что в то время мои дед с бабкой очень помогли ей.

Рюмон в общих чертах пересказал ей то, что узнал от Кивако, когда в последний раз беседовал с ней по телефону.

Тикако посерьезнела.

– Таким образом, получается, что мои дед с бабкой вне всяких сомнений участвовали в испанской гражданской войне. И вот этот самый кулон перешел от них к моей матери, а от нее – ко мне.

Тикако задумалась.

– Но если у того Гильермо был точно такой же кулон, что и у тебя, выходит, что он и есть Рикардо Нисимура, другими словами – твой дедушка, не так ли?

– Нет, здесь ты не права. Гильермо, каким его описал Куниэда, вовсе не похож на моего деда – ни по телосложению, ни по облику. К тому же, помнишь, они ведь воевали в противоположных лагерях. Нет, я почти уверен, что они – разные люди. Я думаю, что дед просто встретился с Гильермо где-то и тот либо отдал кулон ему на сохранение, либо подарил.

– Если они встречались, то, скорее всего, уже после войны, нет так ли?

Рюмон кивнул:

– Наверное. Но можно предположить и такое: кулонов было два, а не один.

Тикако молча вернула ему кулон. Ее лицо побледнело.

Рюмон повесил кулон обратно на грудь.

– Завтра я еду в Ронду, встречаться с боевым товарищем Гильермо. Если мне удастся его найти, быть может, история хоть немного да прояснится.