Кирико тихо вздохнул.

Мария вызывала у него физическое отвращение.

Революционный дух живет в сердцах как мужчин, так и женщин, но ему казалось, что в душе Марии кроется нечто иное.

Люди в защитной форме принесли Нина к грузовику.

Рикардо, поджидавший их в кузове, поднял Нина наверх.

Кирико повернулся к Марии:

– Это ты здорово придумала – поручить дело немцам. Только вот никак не пойму, откуда ты их достала.

В свете луны ярко блеснул кулон у нее на груди.

– В батальоне Тельмана.

– Как – в батальоне Тельмана?

Этот батальон Интернациональной бригады, названный в честь руководителя Немецкой коммунистической партии Эрнста Тельмана, состоял из немцев.

Мария сухо усмехнулась:

– Я попросила комиссара бригады, чтобы он набрал мне солдат, которые бы смотрелись как самые настоящие гестаповцы. Ты бы видел, какие у них были физиономии, когда они узнали, в чем состоит задание. Ну совсем потерянные. Понимаешь, в Германии гестапо их всех здорово потерзало. А тут им изображать это самое гестапо! Любой напугается.

Кирико, несколько возмущенный ее тоном, ничего не ответил.

После того, как Рикардо поднял Нина, немецкие солдаты тоже забрались наверх в кузов.

Мария заняла место рядом с водителем, Кирико сел за руль.

Он завел мотор и медленно тронулся с места. Грузовик могли обстрелять, поэтому ехать придется с выключенными фарами. Ехать при одном лишь лунном свете будет нелегко, но как-нибудь да удастся, наверное, попасть в Валенсию до рассвета.

Мария нарушила молчание:

– Заголовки в завтрашних газетах должны быть такие: «Нина отбил спецотряд гестапо армии Франко». Тогда можно будет навсегда стереть Нина с лица земли, да и верное доказательство того, что он поддерживал связи с Франко, тоже окажется налицо. Одним ударом двух зайцев убили.

Наверняка в кабинете министров что-то заподозрят и вряд ли поверят в эту историю.

Однако Кирико не мог не признать, что другого выхода не было.

Коварство Марии не знало границ.

Рюмон Дзиро первым вышел из кафе.

Он огляделся. Дождь кончился, и площадь Майор была запружена толпами людей и машинами.

Рюмон повернулся к Кадзама Симпэй, вышедшему на улицу вслед за ним.

– Барбонтин ушел, ничего не сказав, но, может быть, он все еще следит за нами.

Кадзама подвернул рукава свитера.

– Давайте выбросим его из головы. Скрываться от него все равно не имеет смысла, а по мне – пускай выслеживает себе сколько угодно.

Рюмон повернулся к Ханагата Риэ. Он решил еще раз спросить:

– Вы точно не будете с нами ужинать?

Риэ прижала руку к животу:

– Пожалуй, нет. Я вчера легла поздно, пойду спать. Передайте мой привет господину Синтаку и госпоже Кабуки.

– Передам. Спасибо, что потратили на меня так много времени. Я решил завтра отправиться в Ронду. Мне было бы очень приятно сходить с вами в какой-нибудь ресторан, когда я вернусь оттуда.

Риэ кивнула и перевела взгляд на Кадзама:

– Сходи угостись за двоих. Однако держись, пожалуйста, в рамках.

Кадзама подмигнул Рюмону:

– С сэнсэем не поспоришь.

Расставшись с Риэ, они зашли в магазин купить бутылку красного вина, затем поймали такси и отправились на улицу Тесоро.

Кадзама утверждал, что пансион, где жил Хоакин эль Оро, находится в двух минутах ходьбы от «Лос Гатос».

На улице Тесоро, хотя было еще светло, уже сновали мужчины и женщины довольно сомнительного вида.

Все припаркованные машины были совершенными развалюхами – у многих выбиты передние стекла или сняты колеса.

На разбитой мостовой черным распылителем были выведены слова «даме дрога» – «дай уколоться».

Неподалеку стояло здание с вывеской «Пансион Томас».

Кадзама обернулся к Рюмону:

– Это здесь.

Они прошли под низенькой аркой и поднялись по полутемной лестнице на четвертый этаж.

Кадзама постучал в дверь справа. Ответа не было.

Он нажал на ручку, дверь легко распахнулась. Внутри горел свет.

В ноздри ударил странный запах – смесь спиртного, пота, масла, плесени.

Кадзама, не обратив на запах ни малейшего внимания, не колеблясь, вошел внутрь. Рюмон не очень уверенно последовал за ним.

Комната была небольшого размера. Одно маленькое окошко, выходившее во внутренний двор. Пожелтевшая раковина и облупившееся зеркало. На полке над кроватью – катушки, поплавки и все прочее для рыбалки.

На низком круглом столике стояла бутылка красного вина и бокал.

Из кресла-качалки, стоявшего рядом со столом, послышался храп.

Хоакин безмятежно спал.

Из-под помятого пиджака торчала грязная рубашка. На ногах – слишком короткие брюки и ботинки, на которые налипла уличная глина. Сползшие вниз носки. Сколько бы он ни зарабатывал своим канте, совершенно очевидно, что все деньги мгновенно тратились им на спиртное.

Кадзама поднял с пола трость и тихонько положил ее на кровать. Стоявшая на столе бутьшка была пуста. Отыскав штопор, он открыл купленное вино.

Затем, наклонившись к Хоакину, мягко потряс его за плечо:

– Хоакин! Просыпайся.

Кадзама окликнул старика несколько раз, и тот наконец забормотал что-то и нехотя открыл свой единственный глаз.

Некоторое время он тупо разглядывал Кадзама, затем заплетающимся языком проговорил:

– Ола, Кадзама… Что такое?

Кадзама налил вина и вставил бокал старику в руку.

– Я к тебе друга привел. Он с тобой поговорить хочет. Ты его вчера в «Лос Гатос» видел, помнишь?

Хоакин отпил вина и слегка покачнулся вместе с креслом. Правый глаз остановился на Рюмоне. Некоторое время он разглядывал его лицо, затем опустил взгляд ниже, на грудь.

Рюмон запустил руку в ворот и вынул висевший на груди кулон.

В ту же секунду Хоакин приподнялся в кресле и протянул руку вперед, пытаясь схватить кулон. От этого движения вино чуть не выплеснулось, и Кадзама поспешно забрал у старика бокал. Тело старика, однако, не долго оставалось в этом напряженном положении, и вскоре Хоакин снова обессиленно откинулся на спинку кресла.

Он невольно приложил руку к повязке на левом глазу. Края кругло вырезанной нашлепки были черны от грязи.

Рюмон поднес кулон к его глазам: