Генри посмотрел на листы черного пластика, прикрепленные к оконным рамам.

– Вы не любитель дневного света, да? – поинтересовался Билл.

– Пожалуй, нет, – ответил Генри.

– Вообще-то, я хотел поговорить с Тесс, – продолжил Билл.

– С Тесс?

– Да. Видите ли, я побеседовал с Джулией из галереи «Золотое Яблоко» и хотел расспросить Тесс о женщине, которая приобрела ее картины. У вас есть представление, где бы я мог найти вашу жену?

Генри застыл на месте.

– Нет, – ответил он. – Понятия не имею.

– И вы не беспокоитесь? – спросил Билл.

– А я должен? – огрызнулся Генри. – Вообще-то, она взрослая женщина.

Он перевел дух и попробовал еще раз:

– Послушайте, мы с женой… вроде как в размолвке. Уверен, вы догадались об этом, когда увидели, как мы живем.

Билл кивнул.

– Подозреваю, она с кем-то встречается. Наверное, сейчас она с ним.

– Ясно. Вы не попросите ее связаться со мной, когда она вернется?

– Разумеется, – сказал Генри и посмотрел на часы – откровенный намек на то, что он опаздывает.

– Значит, вы спустили ее на воду? – спросил Билл.

– А? – Генри прикусил щеку изнутри.

«Нам нужно нагрузить ее, чтобы она не всплыла».

– Вашу замечательную лодку. Как она плавает?

Генри глубоко вздохнул и улыбнулся.

– Как во сне, – сказал он.

Генри стоял на дорожке и смотрел, как хвостовые огни прокатного кроссовера Билла исчезают в темноте, когда он свернул на главную дорогу по направлению к городу.

Он посмотрел на часы. Проклятье. Он достал мобильный телефон из кармана джинсов и позвонил Уинни.

– Что стряслось? – спросила она.

– Я немного опаздываю, – сказал Генри. – Лунд только что был здесь. Тесс так и не появилась, поэтому я вызвал сиделку.

– Чертовщина какая-то, – сказала Уинни. – Она не могла просто так оставить тебя и Эмму.

– Верно, – согласился Генри. – Послушай, я выезжаю примерно через пять минут.

– Отлично. Не забудь канистру с бензином.

– Уже не забыл. И кукла тоже у меня. Я связал эту паршивую суку с головы до ног.

– Превосходно, – ответила Уинни. – Через час мы встретимся у озера. Скоро увидишь последний подарок, который мне кто-то оставил.

– Что это? – спросил он.

– Старый дневник Сьюзи. Он лежал на столе после того, как я вернулась в хижину. Я принесу его с собой, и мы скормим его лосю.

– Через час, – сказал Генри и повесил трубку.

Каким образом дневник мог попасть в хижину из его мастерской? Ему в голову пришла абсурдная мысль: это сделала кукла.

– Держись, Генри, – пробормотал он себе под нос.

Генри вернулся в амбар, взялся за угол рабочего холста, но не спешил отбросить ткань в сторону. Что, если ее там не окажется? Закусив щеку изнутри, он сосчитал до трех, а потом, словно фокусник, отдернул холст: только что было, и вот уже нет.

Но кукла лежала на месте, по-прежнему обмотанная желтой веревкой.

А теперь мой следующий фокус…

Когда Генри наконец поднял куклу и взвалил ее на плечо, словно пожарный, спасающий человека из огня, ее вес и плотность снова изумили его. На мгновение ему показалось, что она зашевелилась; ее тело стало жестким, потом снова обмякло, оказавшись в кузове пикапа. Его сердце гулко колотилось в груди, дыхание выходило с хриплым свистом. И тут он услышал звук, который исходил от куклы, – низкое гортанное жужжание. Белый шум.

Уинни стояла у стола в хижине, в последний раз переодетая в Сьюзи. Она выбилась из сил, но дело было почти закончено. Еще днем они с Генри спустили каноэ на воду, вогнали в носовую часть крюк с пружиной, пропустили канат и обмотали вокруг ближайшего дерева, чтобы лодка не уплыла. Потом они с великими усилиями загрузили лося в пикап Генри, соорудив пандус из досок и закрепив скульптуру перед ухабистой переправой на озеро. На пляже они выполнили такую же процедуру в обратном порядке, чтобы доставить лося из пикапа в каноэ, где они поставили его прямо с помощью досок. Он был слишком высоким, так что каноэ могло перевернуться, поэтому они отсекли ему ноги у коленей, чтобы центр тяжести находился пониже. Даже в таком положении было нелегко уравновесить лося, поэтому им пришлось наложить ему в живот камней с левой стороны.

Теперь Уинни сидела за столом с дневником Сьюзи по правую руку от нее. Она смотрела на часы: уже почти 23.00, оставалось несколько минут до приезда Генри. Слегка дрожащими пальцами она открыла дневник и остановилась на последней записи Сьюзи.

29 июля, хижина у озера

Все летит к черту. Наконец-то похоже, что Разоблачители сами рассыпаются на составные части. И по правде говоря, мне даже немного легче от этого.

Спенсер – потный, связанный и с кляпом во рту – выглядит прискорбно. Уинни расхаживает вокруг с ружьем в руках. Немного раньше она шепнула мне, что мы зашли слишком далеко и теперь нужно отпустить его.

Слишком далеко – это как далеко?

Наступает конец, и думаю, все понимают это. Все взоры обращены на меня; все ждут, что наше предприятие закончится не всхлипом, но взрывом. Все ждут чего-то великого. Представления, достойного Великолепной Сьюзи. О гос-поди.

Тесс и Генри спорят на чердаке. Они думают, что их не слышно, но я слышу каждое слово. Тесс беременна, поэтому благородный и добрый Генри клянется, что женится на ней, остепенится и устроится на работу. Бедный Генри. Всем известно, что он по-настоящему не любит Тесс.

Правда, они не знают, что произошло однажды вечером в июне, когда мы с Генри уплыли на другой берег озера. Мы плавали на спине и смотрели на падающие звезды, которых было так много, что казалось, будто небо начинает рушиться. Это было по-настоящему волшебно. Когда мы добрались до маленького пляжа на другом берегу, то занялись любовью на песке. Это было глупо, но так уж вышло.

Иногда мне кажется, что я настолько вжилась в образ Сьюзи, который так привлекает их всех, что утратила представление о правильном и неправильном. Романтическая идея Сьюзи – непризнанной художницы, революционерки и пламенной любовницы… Или все это – лишь куча дерьма? Я всегда знала, что это не будет продолжаться вечно. Лето закончится, и мы разойдемся в стороны, забудем о Разоблачителях. Другие пребывают в общей иллюзии, будто ничего не изменится, но я знаю правду. И может быть, тогда на пляже, рядом с Генри, я хотела наполнить иллюзию реальностью. Я была уверена, что вернусь обратно в долбаный Трентон, устроюсь на какую-нибудь паршивую работу и начну встречаться с каким-нибудь придурком. А потом, наверное, выйду замуж и стану частью этого крысиного народца, и больше никто не посмотрит на меня так, как смотрели другие Разоблачители этим летом. Как смотрел Генри в тот вечер на пляже.