— Мы здесь не останемся. С тобой или без тебя, старичок, но мы уйдем.

Кевин вздохнул:

— Понимаю. Удерживать вас я не буду. Просто… дайте мне несколько дней.

— Несколько дней… Идет.

В неловком молчании собеседники вернулись к невольничьим лачугам. Кевин задержался, чтобы поговорить с остальными мидкемийцами. Большую часть из них он успел узнать на поле боя; с другими познакомился в невольничьих загонах и трюмах на пути в Сулан-Ку. За годы, проведенные в поместье Мары, все они образовали крепко спаянную общину, и только он оказался как бы вне ее. Это было не столь очевидно в первый год, когда он работал на нидровых пастбищах, но теперь пропасть между постелью Мары и конурой раба порождала непреодолимое отчуждение.

Кевин выслушивал сплетни и жалобы на укусы насекомых, голод и разнообразные болячки. Ему нечего было добавить к таким разговорам. Возбуждение и душевный подъем от триумфального возвращения развеялись, и он не стал упоминать про чудеса, свидетелем которых был в пустыне Дустари. Вскоре рабы стали разбредаться по своим лачугам. Им предстояло подняться спозаранку, несмотря ни на какие праздники, а надсмотрщики имели обыкновение прибегать к помощи бичей, если кто-то из рабов вставал недостаточно проворно. Кевин попрощался и двинулся в обратный путь. Он шел один сквозь темноту ночи; охранники из встречных патрулей, заметив его, приветливо кивали, а слуги уступали ему дорогу, и каждый знак этих мелких привилегий уязвлял его сердце. Когда же он вошел в царство света, где слышался беззаботный смех, а девушки-служанки не упускали случая поддразнить его и приглашали потанцевать, смутная неловкость сменилась горечью. В первый раз с того дня, когда он очертя голову ринулся в водоворот любви, он задумался над тем, скоро ли будет проклинать себя за непростительную глупость.

* * *

Инкомо поспешно явился в господскую опочивальню. Десио лежал перед открытой перегородкой, распахнув халат, чтобы ветерок с озера освежал потное тело. У его ног громоздились десятки донесений из различных владений Минванаби, но он позволил себе сделать перерыв в делах и послушать трех поэтов, декламирующих баллады из истории Империи. Инкомо успел прослушать достаточно, чтобы узнать стихи из «Деяний Двадцати» — так называлась сага о героях былых времен, почитаемых за выдающиеся заслуги. Этих героев, которых кто-то из императоров древности нарек Слугами Империи, упоминали часто и с глубоким почтением, хотя ученые последних поколений и утверждали, что эти кумиры древности существовали лишь в легендах. Несмотря на то что влияние Тасайо побуждало Десио к поддержанию военных традиций, вкусы властителя влекли его то к разнузданным оргиям, то к борцовским состязаниям. Однако при любых занятиях он терпеть не мог, когда ему мешали. Властитель Минванаби покосился на явившегося без зова первого советника и рявкнул:

— Что там у тебя?

Инкомо поклонился:

— У нас нежданный посетитель. — Принимая во внимание присутствие заезжих поэтов, первый советник подошел поближе и наклонился к хозяйскому уху. — Джиро из Анасати ожидает у дальнего причала. Он просит разрешения пересечь озеро.

Десио заморгал от удивления:

— Джиро из Анасати? — Почувствовав в молчании Инкомо некое подобие упрека, он благоразумно понизил голос. — Какая же причина могла загнать к нам без предупреждения это отродье Текумы?

Шептаться было не в его привычках, и мановением руки он отослал поэтов, зная, что казначей заплатит им сколько следует.

Первый советник молча проводил их взглядом.

— Мне почти нечего добавить. Джиро посылает тебе приветствие. Он сожалеет, что наносит визит без соблюдения положенных формальностей, и просит уделить ему несколько минут. Гонец, прибывший от речных ворот, сообщает, что Джиро путешествует с весьма немногочисленной охраной: всего двенадцать человек.

— Двенадцать! — Раздражение Десио быстро испарилось. — Я могу захватить его прямо у причала! Если потребовать за Джиро выкуп, то Текума… — Взглянув на неподвижно стоящего Инкомо, он осекся и вздохнул. — Нет, старый хитрец не станет менять этого сына на единственного внука. Джиро все просчитал и не сунулся бы сюда очертя голову.

— Конечно, господин мой.

Инкомо посторонился, когда Десио вскочил на ноги, рывком сдвинул перегородку со стороны боковой галереи и заорал:

— Пошлите эскорт, чтобы проводить нашего гостя до главной пристани!

Властитель хлопнул в ладоши и, приказав набежавшим слугам подавать парадные одежды, распорядился доставить большой поднос с угощеньями в церемониальную палату дворца.

Инкомо выслушал распоряжения хозяина, никак не выразив своего отношения к ним. Сначала Десио решил, что в палате следует устроить обычные увеселения. В огромном каменном амфитеатре с высокой сводчатой крышей большинство гостей чувствовали себя неуютно. Во всей Империи не нашлось бы дворца, Тронный зал которого мог сравниться с этой палатой; Попытки многочисленных подражателей терпели неудачу. Секрет неповторимости палаты заключался в том, что для ее возведения была использована естественная впадина на вершине холма близ прекрасного большого озера. Имея в своем распоряжении столь впечатляющее помещение, Десио полагал, что обеспечит себе преимущество с самого начала встречи с любым визитером, если примет его именно там. Надуваясь от сознания собственной значительности, он спросил:

— Так что же могло заманить к нам Джиро?

— По совести говоря, господин мой, я подозреваю все и ничего. — Поочередно загибая тонкие пальцы, Инкомо принялся строить предположения. — Возможно, властитель Анасати дряхлеет. И его наследник Халеско послал младшего брата эмиссаром с каким-то предложением.

Слуги постучались, получили разрешение войти и явились, нагруженные шелковыми кафтанами, кушаками с отделкой из кожаных кисточек, мягкими туфлями, драгоценными украшениями и булавками. Они поклонились, сложили свою ношу на столы и помогли господину освободиться от смятого дневного халата. В этот момент Инкомо невольно обратил внимание на то, что его хозяин сильно раздобрел и бугры его мышц оплыли недавно наросшим жирком.

Просунув руки в рукава оранжево-черного кафтана с бахромой по краям, Десио высказал свои соображения:

— Странное дело. Старый Текума держит на коротком поводке всех своих домочадцев и особенно — двух сыновей. Когда я в последний раз повстречался с Халеско на состязаниях, он выглядел в точности как его родитель. А Джиро — это что-то неизвестное.

Беседа прервалась: камердинер вооружился гребнями и занялся прической господина. Когда дело дошло до омовения ног перед надеванием нарядных туфель, Инкомо улучил момент, чтобы пополнить познания хозяина более подробными сведениями, которые хороший советник должен неустанно собирать о каждой значительной персоне в Империи.

— Джиро остается в некотором роде загадочной фигурой. Чрезвычайно умен, так что нельзя допускать, чтобы он обвел нас вокруг пальца.