Кевин пожал плечами:

— Теперь я понимаю их лучше.

Задетый этими словами, Патрик бросил:

— Ты, может, и понимаешь. Ты у нас образованный, Кевин, и из благородных, и все такое. Я бы давно увел в холмы и остальных парней, но считал, что лучше оставить это на твое усмотрение. Нам нужно твое руководство. Потому что больше одного шанса нам скорее всего не представится, и…

— Подожди! — Кевин поддал носком комок влажной земли, и тот с всплеском упал в ручей. — Удрать… Куда?

— В горы, куда же еще. — Патрик уставился в лицо командиру, но в темноте трудно было понять, что выражает лицо пожилого солдата. — Эти серые воины нас и знать не хотят, но с ними возможна какая-то торговля. Прогонять нас они не станут. Вот я и подумал: выберем подходящий момент, сорвемся с места и оборудуем в горах собственную стоянку.

— И что дальше? — Кевин покачал головой. Хотя Патрик и был простолюдином, они давно уже стали друзьями, вместе охотились и воевали; однако Патрик, показавший себя верным товарищем и стойким бойцом, был начисто лишен воображения. Во время кампании в Дустари Кевин достаточно много времени провел в обществе солдат Мары, чтобы из их разговоров понять: некоторые из них прежде побывали в шкуре серых воинов. В те времена их уделом были нищета и постоянный голод.

— Тысяча чертей, Кевин, мы будем свободными! — убежденно воскликнул Патрик, как будто этим решалось все.

— Свободными для чего? — Кевин подковырнул еще один комок глины и отправил его вслед за первым. — Ставить капканы на патрули из Акомы? Или на чо-джайнов? Прорываться с боями к магической дыре, которая находится неведомо где, в надежде вернуться в наш родной мир? Скорей всего мы просто перемрем от лихорадки и голода.

Патрик сердито возразил:

— Здесь мы — ничто, Кевин! Если мы станем загонять себя работой до смерти, кто-нибудь нас поблагодарит? Нас лучше покормят? Или дадут отдохнуть денек? Нет, к нам относятся как к скотине! Проклятье, да ведь сегодня — первый день с вашего выступления в поход, когда нас не заставили гнуть спину от зари и до зари. В горах, по крайней мере, мы сможем жить сами по себе.

Кевин пожал плечами, отказываясь от продолжения спора.

— Не знаю. В Серых Башнях ты показал себя умелым охотником, — сказал он, имея в виду горы близ Занна. — Но здесь… Вот попадется тебе в ловушку какая-то шестиногая тварь — и что? Ты ведь даже не знаешь, годится ли она в пищу! Половина здешних животных — ядовитые! Это тебе не охота в родных краях.

— Всему можно научиться! — взорвался Патрик. — Ты предпочитаешь надрываться тут до гробовой доски? — Его поразила неприятная мысль. — Или на то есть другая причина, старичок? Может, ты теперь и рассуждать стал, как недомерки?

К собственному удивлению, Кевин почувствовал себя задетым. Резко поднявшись на ноги, он отвернулся.

— Нет, я… — Он вздохнул и предпринял новую попытку образумить упрямца.

— У меня не такое мнение…

— Ну еще бы! Во-первых, у тебя работа не такая как у нас. — Патрик тоже встал. — Уж это-то я понимаю.

Кевин круто повернулся к собеседнику:

— Думаю, ты многого не понимаешь. Сознавая, что близок к опасному пределу, он с трудом подыскивал слова, чтобы объяснить другу, с какой стороны открылась ему Мара и какие чувства он к ней испытывает. Но такие слова не находились. Что бы он ни сказал, Патрик всегда будет видеть в Маре только своекорыстную рабовладелицу. Человек простых вкусов и обыденных понятий, он был не способен оценить ее своеобразный взгляд на мир. И разве мог он понять восторг, охватывающий самого Кевина, когда она смеялась шуткам возлюбленного, оставшись с ним наедине! Невозможно было выразить магическую полноту жизни, которая открывалась ему в часы их близости. Слишком усталый, чтобы передать непередаваемое, Кевин поднял руки:

— Послушай, мы еще поговорим об этом. Я… Я ничего не могу обещать, не обдумав все как следует. Но убежать мы всегда сумеем: после нашего похода в Дустари порядки не останутся такими, как прежде.

— Да в чем же они переменятся? — фыркнул Патрик. — Что, надсмотрщики начнут с нами обращаться как со своими собутыльниками просто потому, что вернулась ее светлость?

Кевин покачал головой:

— Нет конечно. Но я думаю, что смогу чего-нибудь добиться. Должно же дело сдвинуться с места. Когда-нибудь…

— Когда-нибудь мы подохнем, — грубо отрезал Патрик. Он схватил Кевина за плечи и разве что не встряхнул его. — Не теряй голову из-за женских прелестей, парень. Я-то знаю, ты всегда гонялся то за одной смазливой мордашкой, то за другой, и при том считал, что раз у тебя кое-что наготове, то, значит, ты влюблен. Но, Кевин, для нас тут не припасено прекрасных дам.

— Патрик кивком указал на господский дом. — Пока ты нежишься на шелковых простынях, мы ворочаемся в грязи. Когда ты утром завтракаешь со своей хозяйкой — к этому времени мы уже три часа как горбатимся на полях, а когда вы садитесь ужинать, мы только возвращаемся к себе в логово. Тебя держат отдельно от нас до тех пор, пока ты не надоел этой женщине. В один прекрасный день она подберет для себя нового жеребчика; вот тогда-то ты и поймешь, почем фунт лиха.

Кевин хотел возразить, но честность требовала признать: Патрик сказал правду. Да, Мара любила своего рослого варвара, но обманывать себя не имело смысла: она без малейшего колебания прикажет его казнить, если того потребует честь ее дома. Великодушная, склонная к новшествам, добросердечная, она могла быть и безжалостной.

Кевин положил руки на мускулистые запястья друга:

— Я же не говорю, что я вообще против побега. Просто, на мой взгляд, жизнь изгоев, которые питаются тем, что удастся украсть, и засыпают на ходу где-то в лесной чаще, ненамного лучше рабства. Дай мне время. Дай мне сообразить, что я могу сделать здесь… чтобы еда у вас была получше и труд не такой непосильный. — Он помолчал, раздираемый противоречивыми чувствами: такой разлад в собственной душе застал его врасплох. — Но не допускай, чтобы кто-нибудь из парней натворил глупостей. Я использую свое влияние на хозяйку и найду другой способ вернуть нам свободу.

— Только не тяни с этим слишком долго, старичок. Если даже ты успел подружиться с недомерками… это твое дело, и я всегда буду любить тебя как брата. — Голос Патрика зазвучал холодно и напряженно. — Но попомни мои слова… я убью тебя, если ты попытаешься нас удержать. Парни приняли решение. Лучше смерть, чем жизнь в рабстве. Мы достаточно понимаем язык цурани, чтобы знать: если бы твоя госпожа потерпела поражение — там, на юге

— каждому человеку в поместье пришлось бы спасаться кто как может, и горе тому, кто замешкается! Поэтому мы и ждали вестей. Если бы хозяйка погибла, мы бы дали деру, и никто не мог бы потребовать, чтобы мы остались. Когда мы услыхали о ее победе… мы согласились, что подождем, пока ты вернешься, ведь ты же наш офицер и, вероятно, сумеешь вывести нас из поместья. — Он сурово взглянул на Кевина и, не дождавшись ответа, закончил: