Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но когда тебя возбуждает не только жертва, но и те, кто тоже ею возбужден, то, боже мой, не так уж важно, сколько частиц шатается поблизости. Хватает и одной, чтобы запустить настоящую оргию деления. Каждая последующая лишь усиливает коллективный сигнал.
Оно лежало, наполовину зарывшись в гравийное дно неглубокого оврага, и походило на тупорылую пулю тридцатисантиметровой длины, на одном конце которой просверлили несколько круглых отверстий. Оно походило на солонку гиганта, страдающего от повышенного артериального давления. Оно походило на рабочую часть суборбитального устройства с несколькими боеголовками, предназначенного для транспортировки биологических аэрозолей.
Лабин не мог определить, в какой цвет изначально был выкрашен снаряд. С него капала светящаяся розовая слизь.
Когда Кен подходил к лазарету Уэллетт, тот неожиданно изменился. Внутри машины расцвели яркие голографические фантомы — пластиковая шкура стала прозрачной, выставив наружу неоновые кишки и нервы. Лабин все еще привыкал к таким видениям. Новые вкладки считывали излучения любого неэкранированного оборудования в радиусе двенадцати метров. Эта машина, к примеру, оказалось далеко не столь приветливой, как ему хотелось бы. Ее усеивали опухоли: прямоугольные тени под приборной панелью, темные полосы на пассажирской двери, а в центре фургона черным сердцем висел непонятный цилиндр, не испускающий эмиссий. В лазарете установили немало систем безопасности и экранировали все.
Кларк и Уэллетт стояли возле фургона, наблюдая за его приближением. Своим новым взглядом Лабин ничего особенного в Таке не рассмотрел. Тусклые искорки мерцали в грудной клетке Кларк, но они ему ничего не говорили; вкладки и имплантаты говорили на разных диалектах.
Он отключил видение; галлюцинаторные схемы свернулись, оставив после себя лишь бесцветный пластик, белую пыль да самую обыкновенную одежду с плотью.
— Ты что-то нашел, — сказала Уэллетт, — Мы видели облака.
Он рассказал о своих поисках.
Уэллетт уставилась на него, открыв рот:
— Они палят по нам микробами? Да мы и так скоро Богу душу отдадим! Зачем забрасывать сюда мегаоспу или супергрипп, когда мы уже...
Она замолчала. Гнев быстро сошел на нет, и доктор нахмурилась в недоумении.
Кларк одним взглядом спросила: «Бета-макс?» Лабин пожал плечами.
— Возможно, Северная Америка умирает недостаточно быстро, — заметил он. — Значительное число стран Мадонны считает Бетагемот Божьей карой за грехи Северной Америки. По крайней мере таково официальное мнение в Италии и Ливии. И, полагаю, в Ботсване.
Кларк фыркнула:
— Грехи Северной Америки? Они думают, Бетагемот не переберется через Атлантику?
— Умеренные считают, что смогут сдержать его, — сказала Уэллетт. — А экстремисты просто не хотят. Они не попадут на небеса, пока не наступит конец света.
Она явно думала о чем-то другом, говорила рассеянно, словно отмахиваясь от летающей рядом мошки.
Лабин не мешал ей. В конце концов, она больше всех подходила на роль местного проводника. Может, и придумает что-нибудь.
— Кто вы такие? — спокойным голосом спросила Уэллетт.
— Простите?
— Вы — не дикие. Вы не из анклавов. Уж точно не из УЛН, иначе были бы лучше оснащены. Может, вы — трансаты[28], — но тоже не подходит. — Слабая улыбка пробежала по ее лицу. — Вы и сами не знаете, что делаете, разве не так? Вы все выдумываете по ходу дела...
Лабин сохранял бесстрастное выражение лица, а вопрос задал по делу:
— Есть ли причины, по которым не стоит верить тому, что люди могли начать биологическую атаку против Северной Америки, желая просто... ускорить ход событий?
Таку, казалось, этот вопрос насмешил:
— Похоже, вы нечасто наружу выбираетесь.
— Разве я не прав?
— Ты прав, но есть одно «но», — Уэллетт сплюнула на запорошенную пеплом землю. — Куча народу захотела бы оказать помощь Провидению, появись у них такой шанс. Но это еще не значит, что мы имеем дело с атакой.
— А с чем тогда?
— Возможно, это противоядие.
При этих словах Кларк подняла голову:
— Лекарство?
— Скорее всего, ничего столь личного. Какая-то штука, которая убивает Бетагемот в диких условиях.
Лабин внимательно посмотрел на Уэллетт. Та взглянула на него столь же пристально и ответила на невысказанный скептический вопрос:
— Разумеется, там есть немало психов, которые желают конца света. Но, по идее, гораздо больше людей хотят его остановить, разве вы с этим не согласны? И они будут работать так же упорно.
В ее глазах появилось что-то такое, чего не было раньше. Они почти сияли.
Кен кивнул в ответ:
— Но если это некое противоядие, то почему его пытались сбить? И какой смысл доставлять его суборбитальной ракетой? Разве не более разумно дать лекарство местным властям?
Уэллетт закатила глаза:
— Каким местным властям?
Кларк нахмурилась:
— А почему не сказать... всем? Вам, к примеру?
— Лори, стоит вынести такое на публику, и ты станешь мишенью для любой страны Мадонны. А что касается противоракетной обороны... — Уэллетт снова повернулась к Лабину: — А у вас на планете когда-нибудь упоминали такое событие, как восстание Рио?
— Расскажите... — попросил Лабин, а сам подумал: «Лори?»
— Да мне и рассказывать особо нечего, — призналась Уэллетт. — Никто в действительности не знает, что произошло. Говорят, кучка «мадонн» проникла в офисы УЛН в Рио-де-Жанейро и вконец там озверела. Стали палить ракетами по всем подряд.
— И кто победил?
— Хорошие парни. По крайней мере Рио стерли с лица земли, неприятности закончились, но кто знает? Некоторые люди говорят, что «лени» вообще ни при чем, а это была своего рода гражданская война между вышедшими из-под контроля правонарушителями. Но что бы это ни было, оно произошло очень далеко отсюда. — Така махнула рукой в сторону горизонта. — У нас были свои проблемы. А мораль истории такая: никому не известно, кто сейчас всем заправляет, на чьей они стороне, а мы все висим над пропастью, когтями вцепились в край, и времени на решение Больших Вопросов больше нет. Насколько нам известно, американские боевые спутники сейчас летают на автопилоте, а в наземном центре управления потеряли коды доступа. Или это «лени» ведут учебные стрельбы. Или... или страны Мадонны заслали к нам кого-то. Тот факт, что кто-то стреляет по этим микробам, ничего не доказывает.
Лабин задумался над сказанным:
— Значит, доказательств нет.