– А у нас – в коридоре недостроенного вокзала, тоже под землей, рядом с камерами хранения, – вставил Тихон. – Теперь удобно: если в подземном переходе не прямо идти, а налево свернуть, в Эмторе окажешься.

– И что – теперь у вас перестанут строить дороги? – поразилась я.

– Нет, не перестанут. – Тихон потянулся, разминая спину. – Какой дурак будет так рисковать с блокадой? А вот в космосе это как раз можно применять, не сейчас, а в будущем, когда сможем все рассчитать. Но нам теперь точно не придется сотни лет тащиться от звезды к звезде. Гузелка посчитала, а потом другие подтвердили: такой эффект в космосе достигается намного проще и более предсказуем. Но это не касается основного дела. Так рассказывать дальше?

– Конечно!

– Ну вот, города оказались соединены между собой, и мы, как единственные компетентные ученые поблизости – не институтских же считать, их тогда за студентов трясли, как груши, – стали изучать переход и одновременно знакомиться лично, – улыбнулся Хаук. – Ох тогда Лаки от нас и влетело, за ту установку.

– Ладно врать, – рассмеялся Поп. – Фо с Кью на нем, как игрушки на новогодней елке, повисли, да и мы тогда хорошо проставились. Жаль, тебя не было. А влетело ему именно за тебя: теория-то была непроверенная, и никто тогда не знал, смогла ли ты вернуться. Но все быстро выяснилось.

– Да, быстро, – посерьезнели все. – Мы еще в блокаде сидели, когда с нами на связь вышли сотрудники из головного отделения в Москве, по выделенному каналу – раньше им раза два всего и пользовались, и то только для проверки связи. И… в общем, тут начинается совсем другая история, из-за которой ты снова у нас оказалась.

– Эй, болтологи от науки, ужинать пора! – заглянула к нам Назиля. – А потом расходитесь, Нате отдыхать надо.

* * *

На следующее утро парни продолжили рассказ.

Второе за полгода, наглое и хорошо спланированное нападение стало для всех шоком. О том, что все организовали студенты, выяснили примерно через две недели, и не люди из обеих контор, а обычные следователи. Наших же отстранили от расследования, запретив сотрудникам работать с какой-либо техникой, даже общаться по телефону или видеосвязи. Хуже всего пришлось Петру Анатольевичу и Марине Алексеевне – им припомнили и «умалчивание» данных по «шумам» фона, и прием меня на работу в обход начальства, и увольнение ДимНика. Павла Ивановича с Марой вообще отстранили от работы «по состоянию здоровья».

Через две недели, когда нашли тех самых, особо увлеченных наукой, студентов (им потом впаяли условные сроки, одновременно взяв на работу в какие-то серьезные институты – такие таланты на дороге не валяются), подтвердилась непричастность наших к созданию установок, хотя подозревать их все же не перестали. Работать сотрудникам разрешили, но не над всеми проектами, да и о каких проектах может идти речь, если между городами пространственная «дыра», в которую постоянно норовят сунуться искатели приключений. А компетентных специалистов, кроме сотрудников конторы, поблизости просто нет.

Так что к двадцатым числам января наших наконец допустили к пресловутой «дыре». Надо ли говорить, что первыми туда пошли с одной стороны ребята Хаука, с другой – Тихона. Радость от долгожданной встречи вскоре сменилась новыми тревогами: в те же самые дни конца января московское руководство связалось с обоими филиалами и приказало командам Хаука и Тихона работать в секретном проекте, связанном с повторением опыта Михаила Петровича. Обе команды объединили в одну, дав задание: в кратчайшие сроки рассчитать характеристики фона моего мира, используя мои данные в качестве ориентира, и собрать на основе этих сведений новую установку перехода, расположив ее поблизости от бывшей лаборатории пожилого ученого. Вопросов не задавать, но иметь в виду, что эта работа поможет обезопасить мой мир: они же ведь не хотят, чтобы исконники проникли и туда? А еще требовалось разработать передатчик информации между обоими мирами – тот самый «кейс».

– Мы тогда практически не спали, – рассказывал Хаук. – Говорить что-то посторонним, даже начальству, не имели права, сутками просиживали в лаборатории и мастерской, на живых мертвецов похожи стали. А нас все торопили, говоря, что имеют точные сведения о разработке исконниками такого же переходника. Мы должны были обогнать их, причем намного обогнать. А потом ко мне подошла Ли…

– Ли? – Я этого имени-прозвища не знала.

– Лена Лисицына, – смущенно пояснил Поп. – Она к нам тогда временно перевелась, для помощи с юридическими вопросами, потом на постоянную работу в контору устроилась. До этого работала в отделе по экономическим преступлениям. Училась на юрфаке вместе с моим двоюродным братом, плюс еще экономический закончила, заочно. Толковая девчонка.

– Значит, шуточка про «Софокла» все же сбылась? – Я, как и все наши, знавшая о хорошо скрываемых, но иногда прорывавшихся чувствах парня к Фо (а кто в нее не был влюблен?), взглянула на еще больше смутившегося Попа, остальные закхекали, а Хаук продолжил:

– Меня выловила Ли, хотя тогда она была еще Еленой Викторовной, и сказала, что это, конечно, не ее дело, но ей не нравится вся эта поспешность с созданием переходника – откуда она о нем узнала, я тогда не понял, потом сообразил, что она отлично работает с информацией, – и что нам нужно быть поосторожнее, чтобы не навредить тебе.

– Мы толком обсудить ничего не могли, – вставил Тихон. – Все время в лаборатории, и подозревали, что нас прослушивают. Передать через блокаду коробку с «жучками» – плевое дело, особенно когда нам и так постоянно материалы и оборудование поставляли, а в лаборатории частенько появлялись следователи.

– Мы тогда на самом деле «под колпаком» были, – подтвердил Хаук. – Я ее к Фо отправил, вроде как что-то по медицине узнать. Светка быстро сообразила, что к чему, выслушала Ли, а потом еще и с Кью и Инессой обсудила. Как они нам сообщения передавали – это отдельная песня, ведь тогда даже Шафкат с Виталием дома не появлялись, в лаборатории ночевали. Спасибо тете Маше, она нас тогда выручила, мы три дня через нее записочками обменивались, но продумали, как нам казалось, все.

– Вы о чем? – Я переводила взгляд с одного на другого.

– Мы сделали второй маячок, чтобы самим знать, как у тебя дела. Лаки выбрал фотки, девчонки заказали всем одинаковые брелоки, вроде как на память о тебе, и в один из них мы вмонтировали маячок.

– Так «фонарик» был маячком? – Я обернулась к Лаки.

Он, так и находившийся все это время в мрачном настроении, виновато кивнул:

– Девчонки хотели сначала что-то другое купить, медальон или часы, а я на фотках настоял.

Я не могла понять, почему он так винит себя? Ведь он правильно просчитал, что такую вещь я точно не брошу в коробку с побрякушками. Вспомнилось, как он заставил меня бежать через мертвый двор. Он тогда отлично понимал, что я не хотела уходить, и нашел единственно правильные слова, напомнив о родителях. Если бы не это, я бы тогда не ушла. И потом точно так же использовал мою привязанность – уже к ребятам, – чтобы защитить меня. Теперь же он, видимо, винил себя в манипулировании мной.