Диомаха отодвинулась от меня и рассмеялась:

– Думаешь, я рехнулась, правда? Помешалась на рели­гии. По-женски.

Я так не думал. Я вкратце рассказал ей о своем мимо­летном взгляде за покрывало в ту ночь в заснеженном ле­су. Диомаха серьезно восприняла мои слова.

– Ты забывал свое видение, Ксео? Я свое забывала. 3десь, в городе, я жила низменной жизнью. Пока однажды боги­ня не привела меня в эти стены.

Она указала на скромных размеров, но великолепную статую в нише дворика. Я взглянул. Это была бронзовая Персефона Окутанная.

– Это богиня, тайне которой я служу,– объявила Диомаха.– Она проходит жизнь до смерти и возвращается вновь. Кора спасла меня так же, как тебя защитил бог­стреловержец.

Она положила руки поверх моих и заставила меня посмотреть ей в глаза.

– Так что сам видишь, Ксео: ничто не прошло зря. Ты думаешь, что тебе не удалось защитить меня. Но все, что ты делал, защищало меня. Как и теперь ты меня защищаешь.

Она порылась в складках платья и достала письмо, на­писанное рукой госпожи Ареты.

– Знаешь, что это? Обещание, что твою смерть почтят, как мы с тобой почтили Бруксия и как мы все трое стара­лись почтить наших родителей.

Из кухни снова показалась домохозяйка. Диомахины дети дожидались внутри; мой мальчик-проводник закон­чил обед и стоял в нетерпении, когда мы отправимся назад. Диомаха встала и протянула мне руки. Свет лампы падал на нее, и в его нежном сиянии ее лицо казалось теперь прекрасным, каким и представлялось в моих исполненных любви глазах все эти короткие годы, что тянулись так долго. Я тоже встал и обнял ее. Диомаха накрыла свои коротко остриженные волосы и накинула на лицо покрывало.

– Давай не будем жалеть друг друга,– проговорила моя двоюродная сестра на прощанье.– Мы там, где нам должно быть, и будем делать то, что должно делать.

3а два часа до рассвета меня растолкал Са­моубийца.

– Смотри, что вползло через горловину. Он показал на бугор позади лагеря аркадцев, где у сторожевых костров допрашивали перебежчиков из персидского войска. Я при­щурился, но не мог разглядеть.

– Смотри, смотри,– повторил он.– Это твой приятель-бунтовщик Петух. Он спраши­вает про тебя.

Мы вместе с Александром отправились туда. Да, это был Петух. Он прошел через пер­сидские ряды с группой других дезертиров. Скириты привязали его, голого, к столбу. Они пытали его, и он попросил на минуту оставить его наедине со мной, прежде чем ему перережут горло.

Вокруг просыпался лагерь. Половина вой­ска уже заняла позиции, вторая еще надева­ла доспехи. С Трахинской дороги доносились звуки вражеских труб, строящих войска для второго дня. Мы нашли Петуха рядом с двумя мидийскими информаторами, которые уже столько рассказали, что им даже дали позавтракать. В отличие от Петуха. С ним скириты так поработали, что он не мог сидеть прямо и сполз по столбу, у которого ему должны были перерезать горло. – Это ты, Ксео? – Он прищурил глаза, заплывшие, как у кулачного бойца.

– Я привел Александра.

Нам удалось влить в горло Петуха несколько капель вина.

– Я сожалею о твоем отце,– были первые слова, обра­щенные пленником к Александру. Петух шесть лет служил оруженосцем у Олимпия и спас ему жизнь при Энофите, когда на того набросилась фиванская конница.– Это был благороднейший человек в городе, благороднее всех, вклю­чая и Леонида.

– Как нам помочь тебе? – спросил Александр. Петух сначала захотел узнать, кто еще остался жив. Я сказал ему про Диэнека, Полиника и некоторых других, а также перечислил тех погибших, кого он знал.

– И ты тоже жив, Ксео? – Лицо Петуха исказилось усмешкой.– Твой приятель Аполлон, должно быть, прибе­рег тебя для чего-то особенного.

У него была ко мне простая просьба – позаботиться, чтобы его жене доставили древнюю монету его родной стра­ны Мессении. Этот потертый обол, сказал нам Петух, он тайно носил с собой всю жизнь. Теперь монета оказалась на моем попечении, и я поклялся отослать ее со следующим же гонцом. Петух благодарно сжал мне руку и, на всякий случай понизив голос, привлек к себе меня и Александра.

– Слушайте внимательно. Я для того и пришел, чтобы сказать это вам.

Петух проговорил свое сообщение очень быстро. Элли­нам, защищающим проход, остался день, не больше. Уже сейчас Великий Царь пообещал богатства целой провинции тому, кто покажет путь по горам в обход Горячих Ворот, чтобы окружить их.

– Боги не создали такой скалы, на которую не могли бы взобраться люди – особенно движимые жаждой золота и славы. Персы найдут обходной путь, чтобы зайти вам в тыл, а даже если не найдут, не сегодня-завтра их флот про­рвет афинское прикрытие на море. Из Спарты никаких подкреплений не подойдет. Эфоры знают, что их тоже окру­жат. И Леонид не вернется, как и все вы, живые или мерт­вые.

– Ты принял побои, только чтобы сообщить нам это? – Послушайте меня. Когда я пошел к персам, то сказал им, что я илот, только что из Спарты. Меня допрашивал личный слуга царя. Я был там, в двух шагах от шатра Ксеркса. Я знаю, где спит Великий Царь и как провести людей прямо к его порогу.

Александр громко расхохотался:

– Ты предлагаешь напасть на него в его шатре?

– Когда умирает голова, умирает и вся змея. Обратите внимание: царский шатер стоит прямо под скалами на равнине у реки, выше всех по течению, так что его кони могут пить незамутненную остальными воду. Из горловины течет горный ручей, и персы считают его непроходимым. Там стоит меньше сотни человек. Полдюжины воинов мо­гут пробраться туда в темноте и, возможно, даже выбрать­ся обратно.

– Да. Мы захлопаем крыльями и улетим.

Теперь уже весь лагерь проснулся. Спартанцы сосредото­чили войска, если можно так сказать о столь незначитель­ных силах, у Стены. Петух сказал нам, что уже предлагал провести воинов в рейд на персидский лагерь в обмен на освобождение его жены и детей в Лакедемоне. 3а это скириты и избили его – они сочли его предложение хитростью, чтобы заманить храбрецов в руки врага на пытки и все самое худшее.

– Они даже не передали мои слова своим старшим! Прошу вас, сообщите кому-нибудь из военачальников. Это может получиться даже без меня. Клянусь всеми богами! Я рассмеялся над этим переродившимся Петухом:

– Похоже, вместе с патриотизмом ты обрел благочестие.

Скириты резко окликнули нас. Им хотелось покончить с Петухом и поскорее облачиться в доспехи. Двое развед­чиков рывком подняли его на ноги и швырнули к столбу, когда позади лагеря раздался шум. Мы все обернулись туда.

За ночь сорок фиванцев сбежали. Полдюжины дезерти­ров убили часовые, но остальные благополучно миновали их. Кроме троих, которых только сейчас обнаружили. Они пытались спрятаться в кучах трупов.