Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это наша общая беда, всех женщин, – тихо сказала Ба, подойдя к двери и заглядывая в детскую. – Нам всегда недостаточно. И вместо того, чтобы быть счастливыми, мы всё время придумываем поводы быть несчастными.
Ба тогда обняла меня за плечи и увела на кухню пить чай.
– Вспомни, ещё полгода назад ты была бы счастлива всего лишь узнать, где он, а сейчас, когда он с тобой, тебе кажется, что он уделяет тебе недостаточно времени, – Ба подвинула ко мне поближе тарелку со свежей клубникой. – Поешь, пока не кормишь, потом нельзя будет. Ты же носишь ребёнка от любимого, это такое счастье… Ты даже не представляешь, какое…
У Ба на лице отразилась такая тоска, что мне в очередной раз стало стыдно. И правда, совсем расклеилась что-то, всё у меня есть, а я ропщу. Сама всё порчу, как будто действительно не желаю быть счастливой.
На улице темно и прохладно. Здесь я обычно сижу с полчаса, бывает дольше. Иногда со мной разговаривает Пат, пытается приободрить. Он тоже думает, что я боюсь. А я не боюсь уже, я жду с нетерпением, когда же наступит этот день. Потому что очень устала от своей неповоротливости, живот тяготит меня, а ещё я очень хочу увидеть нашего мальчика. Сына. Моего ребёнка от Макса.
Что ж, надо идти спать. Осталось посетить туалет и можно вернуться в постель. Крадусь в комнату, в свете луны вижу, что Макс разметался по постели. Да ему одному на ней тесно, как мы помещаемся вдвоём? А спать пока не хочется, и я забираюсь с ногами на диван, с трудом нахожу удобное положение. Подкладываю под голову декоративную подушку, вытягиваю ноги. Ничего, потерпеть осталось недолго, скоро, скоро уже мы родим и… а-ах, я с наслаждением зеваю… и всё будет хорошо… точно будет…
Я проснулась внезапно, в полной темноте, не понимая, где я, от страшного грохота. Вслед за которым раздалось короткое, но раскатистое ругательство. Я так испугалась, что раньше бы подскочила, но сейчас огромный живот надёжно прижимал меня к дивану. В комнате шумно выдохнули, фыркнули, словно где-то в темноте, среди мебели, бродило крупное животное. Кто-то большой, размером с быка. Жалобно скрипнул задетый огромной тушей стол, что-то покатилось и упало на пол. На столе была ваза, вроде, не разбилась… Комната осветилась голубым светом. Я испуганно заморгала, пытаясь сфокусировать взгляд после сна, и попыталась привстать, опираясь на локти. Раздался звук тяжёлых шагов, а следом огромное человеческое тело рухнуло на колени рядом со мной.
Макс! Что с ним происходит? Как он оказался в сущности здесь, в доме? Мне страшно. Это от него исходит свет, и эти его словно живые волосы потрескивают и гудят. Он сидит на коленях рядом с диваном, на котором я нечаянно заснула, огромная голова склоняется ко мне.
– Котёнок, – подобным раскату грома голосом говорит он и касается моего лица огромной рукой. Сейчас моя голова, по сравнению с его ладонью, как крупный апельсин, который можно и раздавить ненароком. Я едва сдерживаюсь, чтобы не шарахнуться от него. Кто знает, что происходит в его мозгах, когда он меняется? Смотрю на идеальное, словно высеченное из камня лицо – на нём тревога и нежность, а у меня сердце сейчас выпрыгнет из груди. Это те же чувства, как если бы к вам нежно склонился… например, невыразимо прекрасный мраморный памятник в каком-нибудь музее. В два ваших роста. У меня, во всяком случае, такие ощущения.
Но я сдерживаю свой страх. Я не отвернусь от Макса, не стану бояться любимого. Он не причинит мне вреда. Я хватаюсь за его огромную руку и осторожно сажусь на диване.
– Макс, что случилось? Что это был за грохот? – спрашиваю его, намеренно обращаясь к его «человеческой» части, и слышу, как тихонько отворилась дверь Ба в коридоре. А потом по полу легко зашлёпали босые ноги.
Я прижимаю ладошки к его лицу, а Макс наклоняет голову, подставляя ласке свою волшебную шевелюру. Я немного опасаюсь его трогать, когда он весь гудит от творящей силы, но, в конце концов, когда мы показывали наше взаимодействие Блатта-аму, карула Макса не причинила мне вреда. И я запускаю руки в эти длинные пряди, а Макс снова шумно выдыхает. Я ласкаю его волосы, и сияние вокруг него становится ярче. Мои пальцы пощипывает, как от слабого электрического тока, и по всему телу бегут мурашки, но это скорее приятно, чем больно. Что-то рядом с нами падает на пол с лёгким стуком, так сыплются с шеи порванные бусы, а мы замерли в этой странной ласке. Но вскоре я замечаю, что Макс постепенно приходит в себя, уменьшается, возвращается в своё нормальное состояние. Стихает потрескивание, гаснет свечение, а вот волосы… на ощупь волосы стали длиннее, чем были до этой ночи.
– Жанна, – тихо говорит Макс срывающимся хриплым голосом и прижимается к животу лицом, а я слышу удаляющиеся шаги Ба. – Я проснулся, протянул руку, а тебя рядом нет… Я чуть с ума не сошёл, вскочил, сам не понял, что перешёл в сущность. Я, по-моему, проломил потолок головой… Не делай так, это очень страшно – не найти тебя рядом, в темноте.
Мы снова ложимся вместе. Что такое «неудобно», если у нас всё так непросто?
Когда он уходил утром, я крепко спала. Мне не мешало солнце, нагло ворвавшееся в окно, и стук посуды на кухне. Я проснулась, когда услышала голос Макса где-то в коридоре. Наверное, пришёл обедать. Потом раздались быстрые шаги, и комната наполнилась ароматом. Так может благоухать… роза, великолепная роза тёмно-красного цвета, попыталась я определить, не открывая глаз. Кровать рядом со мной продавилась под тяжестью Макса.
– Доброе утро, – промямлила я, потягиваясь и задирая над головой руки.
– Добрый обед, – засмеялся муж и поднёс душистый цветок к моему носу. – Просыпайся, соня. У нас на стройке тупик, так что сегодня я весь твой. Вставай, пойдём кушать.
Я открыла глаза – да, это роза, ярко-красная с благородными чёрными тенями, такие встречаются на старинных картинах. Так плотно набитая причудливо свёрнутыми лепестками, что тонкий стебель сгибается под тяжестью великолепного цветка. Это мне?
– О-о-о, откуда такое чудо… –