дружбе не имеет [ничего], кроме верности!

Султан уважил его просьбу и приказал так и сделать. Дивана-султан, этот мудрый и умный человек, взял голову страдальца, этого вождя царей, отнес ее и приложил к туловищу; согласно коранскому стиху: *мы не дадим погибнуть награде того, кто делал благие дела[385]. За это Дивана-султану народ сказал: “Спасибо!”

Все джуйбарские ходжи, судьи этих пределов и все городское и /245б/ сельское население, кроме бесчестных узбеков, выйдя из города, с плачем раздобыли саван, сильно замешкавшись, потому что не оказалось на него под рукою двух газов бумажной материи. Мир шаб, сын Пехлеван Арифа, проявив свою верность [убитому хану], достал для него саван, какой подобает убитым.

Стихи:

Человека, имевшего еще утром на голове корону, украшенную драгоценными камнями,

Я увидел вечером с кирпичом под головою[386]

Пусть вникнут посему в обычай вероломной судьбы,

Когда понесут носилки с трупом несчастного убитого!

Стихи:

Мир со всеми его украшениями и драгоценностями

Не стоит причиняемых им огорчений и бедствий.

Горожане взяли носилки с трупом князя мучеников и, жалобно восклицая, так что согнутое в дугу небо проливало слезы жалости, с плачем и рыданьем говорили:

Стихи:

Нас разлучили с тобою несчастные дни,

Что нам сказать о несчастных днях?!

Чего только они не наделали!

Отнесли [тело хана] в благословенный мазар великого ходжи[387], — да почиет над ним благословение [аллаха]! — и похоронили его в усыпальнице царей рядом с его отцом [Субхан-кули ханом].

Стихи:

Положили с поднятым лицом в склеп, /246а/

Предали земле и вернулись обратно.

Увы, увы! Твое стройное тело в земле!

Увы, увы! Та чистая жемчужина — под землею!

Уместно было бы быть тебе [у всех] на глазах,

А ты занял место под землею, увы, увы!

Подобно весеннему облаку пойду-ка я и горько поплачу [над твоей могилой].

Авось ты еще появишься из-под [орошенной моими слезами] земли.

Стихи:

Ах, какое мучительное, уничтожающее [всякий] покой несчастье!

Ах, от сего мучительного вращения [судьбы] — [все] полно несправедливости,

Потому что образ, начертанный жизнью, ею же и стерт,

Потому что жемчужину, просверленную жизнью в течение тридцати лет, она сама же и разбила!

Время жизни этого государя-мученика было тридцать лет, а время его царствования было девять лет.

Стихи:

Что девять несчастий было, что девяносто, да хотя бы и девятьсот,

Раз сказали, что “власть принадлежит всевышнему аллаху”.

Впрочем всевышний аллах лишь один знает сущность вещей!

Стихи:

Не привязывайся, пока можешь, сердцем к этому миру,

Ибо он непостоянен и нелюбезен,

И всякая часть кирпича, что ты видишь,

Одинаково подойдет под голову как Кейкубада, так и Александра. /246б/

Каждая ветвь кипариса, что поднимается среди цветника,

Показывает образ сребротелой стройной красавицы;

Всякая роза, что находится в розовом цветнике,

Есть тот же вид красавицы,

Кроме крови царей, в этом тазу [мира] ничего нет;

Кроме праха красавиц, в этой степи [мира] ничего нет!

О ТОМ, КАК ЗАНЯЛОСЬ МЯТЕЖНОЕ ВОЙСКО РАСПРЕДЕЛЕНИЕМ ДОЛЖНОСТЕЙ И О ТОМ, КАК РАЗГОРЕЛИСЬ ГОЛОВЫ У БУНТОВЩИКОВ К ГРАБЕЖУ И ЗАХВАТУ ИМУЩЕСТВА ХОДЖЕЙ ДВОРЦА, МАХРАМОВ И ШАГИРДПЕША

Каллиграф вечности, изображающий царскую монограмму, не вписал в книгу жизни никакой твари с вечным существованием; художник, изобразитель образов созданий, не начертал на поверхности возможностей ничего иного, как — *всякая вещь уничтожается, кроме его естества[388]; портной из мастерской платья бытия не сшил ни одного костюма, не украшенного небытием, а расстилающий ковры во дворце судьбы не зажег ни одной свечи красоты, которую не погасил бы порыв ветра несчастья.

Стихи:

С тех пор, как судьба стала созидателем этого мира,

Никто не нашел ни одной веселой розы в саду жизни без шипов огорчения.

/247а/ На лужайке бытия розу жизни

Ранневесеннюю, стойкую против губительных заморозков, никто не нашел.

Когда бессовестные эмиры и мятежные жестокие войска, сообразно коранскому стиху: *тех, которые убиты на пути аллаха, не считайте мертвыми[389], беспричинно убили государя, тень аллаха, сделав его мучеником, и достигли своей нечестивой цели, — у них исчез из мысли дьявольский страх [перед убитым ханом] и они начали по-своему наводить порядок и чинить расправу. Сорок человек из этих негодяев, надвинув до бровей чалмы с ядоносным жалом, стали посещать царскую аудиенц-залу. Мир Хусейн джуги, по происхождению своему принадлежавший к аймакам, прозывался “преестественным плутом”; этот лжец обманом выдал себя за потомка пророка и, считая себя за главу [народности] джуги, претендовал на самую первую роль [в государстве]. Этот бессовестный, похваляясь своим гнусным деянием и мерзким поступком, [как убийство государя], требовал за это поощрения, всячески добиваясь, чтобы его сделали шейхулисламом или накибом. [Вообще] каждый из этих еретиков, как ворон или коршун, [алчно] искал [себе добычу]; /247б/ [все они], как маленькие зверьки с серебристыми хвостиками, виляли своими хвостами; подобно дрофам распускали свои подолы и, похваляясь: “мы это сделали, мы то устроили!”, требовали себе награды. Терраса аудиенц-залы [хана], привыкшая к мелодическим голосам соловьев, теперь огласилась каркающим вороньем.

Стихи:

Я вижу веранду дворца, лишенную светлого месяца;

Я вижу луг, лишенный стройного кипариса.

Вместо чаши с вином [сюда] слепые поставили жаровню с углями;

Вместо звуков цимбал и флейты раздается карканье ворон и воронов.

В том месте, где пребывал государь с подругами-красавицами,

Поселились волки и лисы, нашли приют вороны и галки.

Вместо солнца стали тучи, вместе сахара — яд;

Простой камень заменил собою жемчуг, а колючки — лилии.

Презренный Джавшан, который был источником всего происшедшего, получил должность верховного кушбеги и важное отправление дел инака. Перстень Соломонов попал [таким образом] в руки сатаны. Своих детей и родственников, наделенных дьявольскими свойствами, он сделал исполняющими разные обязанности при государевом дворце.

Кабули, хищный тигр, пожирающий собак, Табарои захватил /248а/ должность великого михтара. Абдулла кушбеги, этото фальшивый человек, видя такие странные дела, взволновался и считал, что лучше умереть, чем жить; он раскаиваясь [теперь]