Что же, во всей этой истории есть один положительный момент — сегодня должна была быть география, к которой Вовка из-за вчерашней сумятицы не успел подготовиться.

Радость от свободного дня постепенно сменилась тоской. Дома делать было нечего. Маркин повалялся на диване, попереключал каналы телевизора, произвел две ревизии холодильника…

Часовая стрелка лениво подбиралась к один-надцати.

А на улице сновали машины, ходили люди. У всех были какие-то срочные, безотлагательные дела.

У Вовки тоже было дело, но куда с ним податься, он никак не мог решить. Маркин уселся в кресло и задумался.

Что мы имеем? Клад закопан обратно. Обладание сокровищами для Хрустиковой с Манькой не прошло бесследно — колдунья таки добралась до них. Хорошо хоть, девчонки живы остались. Пострадали все Владимиры из шестого «А» класса. Пока вроде обошлось без жертв. Только Маркенсон-патиссон куда-то пропал. Наверное, наслушался голосов и сбежал. Ничего, побегает и вернется.

Не ясно, почему на самого виновника всей этой катавасии, Володю Маркова, проклятия не распространяются? Ведь по всему выходило, что пострадать должен был он один. Задело же всех вокруг, кроме него. В его тетрадке не было ни слова ни о голосах, ни о видениях. Значит, Марков жил все эти дни спокойно. В то время как рядом с ним разворачивалась настоящая борьба не на жизнь, а на смерть.

Вовка забегал по комнате. Что у него еще есть? Таинственные копатели клада из театра-студии…

На кухне с грохотом что-то обвалилось. Маркин бросился за своей курткой.

Нет, не права была Генриетта Карповна: дом не всегда самое надежное место. Порой куда безопаснее оказаться где-нибудь подальше от собственной квартиры. Например, в театре.

Вовка не рассчитывал, что кого-нибудь застанет в студии со странным названием «Дверь». Ему назначали на три, а сейчас было начало двенадцатого.

Но подвал был полон жизни. Бегали ребята. Вдалеке прошел кто-то из взрослых. Парень пронес ворох одежды и скрылся в одной из комнат.

Конечно же, Маркин забыл имя женщины, пригласившей его на сегодняшнее прослушивание. В голове крутилось только: «Екатерина…»

— Ты что стоишь? — подогнала Вовку проходившая мимо девушка. — Ступай на занятия, скоро начало.

— Мне нужна Екатерина… — запинаясь, начал Марков.

— Кать Валерьевна? Она в танцзале, пятая дверь налево.

За указанной дверью оказалась просторная комната, во всю стену здесь было зеркало. Вчерашняя женщина сидела на лавочке и колдовала над магнитофоном. Она нажимала на клавишу перемотки пленки, останавливала, слушала запись и проматывала дальше.

— А, это ты? — подняла голову Екатерина Валерьевна и печально посмотрела на Вовку. — Пришел? Я вчера забыла спросить, как тебя зовут.

— В-вова. — Маркин и сам не понял, почему запнулся на собственном имени.

— Ну что же, Вова, — Екатерина Валерьевна села поудобнее, — выходи в центр зала и прочитай что-нибудь.

Вовка растерялся. В голове крутилась только история про бычка, который никак не мог устоять на доске. «Идет бычок, качается…»

— Не стесняйся. — Женщина приветливо улыбнулась. — Любой стишок, какой тебе больше нравится.

Не то чтобы Вовке совсем не нравились стихи. Какие-то он даже очень любил. Пушкин, Лермонтов, Некрасов, Михалков. Но сейчас почему-то только одинокий упрямый бычок все норовил свалиться на землю. Как там? «Ой, ой, доска кончается…»

В дверь заглянули:

— Катя, ты долго?

Вовка вздрогнул.

Бычок, взбрыкнув, выскочил из его головы, забрав с собой все остальные отрывочные мысли о стихах.

Голос был знакомым, жестким и повелительным.

— Сейчас, Олег. Я послушаю мальчика. Кстати, не хочешь присоединиться? Мне кажется, здесь есть на что посмотреть.

На лице вошедшего появилась гримаса отвращения, но мужчина все-таки закрыл дверь и демонстративно сел на стул в противоположном углу.

— Что же, послушаем еще одного твоего гения, — зло процедил он.

— Астанин, не забывайся! — нахмурилась Екатерина Валерьевна.

— Как они только попадают к тебе в подвал? — продолжал ворчать Олег.

— Я случайно, — подал голос Вовка и испугался, что выдаст себя и его навсегда оставят в этой комнате, чтобы он больше никогда никому ничего не рассказал. Нервничая, он сунул руки в карманы, где в левом неожиданно нащупал колечко. Маленькое кривое колечко, заставляющее говорить истину.

Пока взрослые обменивались неприязненными взглядами, у Маркина то ли от волнения, то ли от духоты закружилась голова. Комната с зеркалами пошла ходуном. Колечко потеплело и стало заметно тяжелее.

Заквакала лягушка. Под ногами чавкнуло болото. Он так и видел себя, бредущего по бескрайней трясине. В ботинках булькает вода, штаны промокли. Каждый шаг грозит стать последним. А он все идет и идет, оступается, падает, в лицо ему брызгает вонючая болотная жижа. Но он упорно двигается вперед. А где-то там, в стороне, вокруг трухлявого пенька, хохочут, резвятся три ведьмы:

— Это все? — Мужчина недовольно поджал губы. — А что-нибудь еще можешь прочитать? Что-нибудь посовременнее.

— Погоди. — Екатерина Валерьевна побледнела и выпрямилась. — Что-то знакомое. Откуда эти стихи?

— Пушкин какой-нибудь, — нетерпеливо махнул рукой мужчина. — Эти дети всегда одного только Пушкина читают.

— Нет, это другое!

Вовка удивленно обводил глазами комнату. В зеркалах отражалась его перекошенная физиономия с бисеринками пота на лбу.

Куда же делись ведьмы, куда улетучилось болото? Он испуганно схватился за коленки. Еще секунду назад они были мокрыми от болотной жижи. А сейчас? Сухие и относительно чистые.

— Эй! Откуда ты взял этот отрывок? — нетерпеливо щелкнул пальцами мужчина.

— «Старший, младший — да придет каждый призрак в свой черед…» — пробормотал Вовка вместо ответа.

— Я знаю откуда! — ахнула Екатерина Валерьевна. — Это та проклятая пьеса! — Она вскочила, хватаясь за голову. — И перевод тот же самый — Корнеевой! Я же просила не упоминать при мне эту чертову трагедию!

Женщина исчезла за дверью.

— Откуда ты эту пьесу выкопал, парень? — Астанин медленно поднялся со стула. — Тебе сколько — двенадцать, тринадцать? Рановато вроде читать подобные вещи… Или ты это сделал специально?

Мужчина вдруг остановился и внимательно посмотрел на испуганного Вовку. Но не найдя в нем ничего интересного, тоже ушел.