Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что?
— Ничего не подготовил, даже кольца, вообще не подумал, что может быть настолько скоро…
Я не ответила. Улыбнулась и толкнула его плечом в плечо, как если бы мы сидели за стойкой нашей кухни. Глупости. Разве это важно?
— Поздравляю. — Хозяин кабинета, не представленный ни по имени, ни по должности, сразу протянул нам бумажный бланк свидетельства, едва вернулся. — Юрий и Ирис Шелест, вы теперь муж и жена. Фанфар нет, торжественных речей тоже, — надеюсь, эти формальности не помешают вам жить счастливо. Все электронные базы данных поменяются в связи со сменой статуса через час.
— Спасибо.
— Не за что.
На прощание он в этот раз пожал руку и мне. Шли обратно, как и сюда, за Робертом.
— Куда вас довезти?
— Домой.
— Домой, — согласно с Юргеном кивнула и я.
Как доехали, выгрузились, дошли до подъездной двери, так Роберт окликнул меня от машины:
— Ирис, вернитесь на пару слов.
Я спустилась, а Юрген остался ждать, придерживая уже открытую дверь.
— Одна просьба. Вы поймали меня на фразу, которая сработала как триггер. Оставьте эту историю при себе, не делитесь с Юргеном и, тем более, с Катариной.
— Конечно. Даю вам слово.
— Выполните еще одну просьбу: присмотритесь к Герману, пообщайтесь с ним. Он хороший парень со сломанной судьбой, но помощи от меня, извне, не принимает. А друзья ему явно нужны, и, может быть, у вас получится до него достучаться.
— Конечно. Я и сама об этом думала. — Я кивнула. — Доброго вечера.
— И вам.
Юрген тактично не спрашивал — что мы проясняли в приватном разговоре. Зашли в дом, в лифт, в квартиру. Обыденно переоделись, приняли по очереди душ, пока противень с полуготовым ужином запекался в духовке, а после уселись за кухонную стойку. Юрген положил на столешницу между двух пустых плошек бумагу — свидетельство нашей регистрации. А минуту спустя, как подгадалось, пришли два сообщения на анимо об изменении в данных его и моих.
— Я на работе сегодня весь день головой летал где-то, слава богу, ошибок не наделал. Сказал бы мне кто, едва начался октябрь, что я еще до зимы не только буду вместе с тобой жить, но и услышу о взаимности и даже женюсь, я бы не поверил. А если бы поверил, то сошел бы с ума. Все так невероятно, стремительно, как в сказке, а не как в жизни.
«А я вообще умереть хотела, для меня перемены еще сильнее…» — подумала, но не озвучила. Сказала другое:
— А «как в жизни» — это что, наоборот, — долго и мучительно идти к счастью? Может, наша судьба давно расписана, что мы будем вместе. А «стремительно» для нее не существует. Юрка, у меня есть секрет, который теперь могу рассказать…
— Серьезно? А почему теперь, а не раньше или позже?
— Юль Вереск… подожди, когда же это было? — Я задумалась, блуждая в памяти по дням и вычисляя встречу. Пришлось постараться. — Двадцать четвертое, дней пять прошло, как ты увез меня к себе от общаги, так получается? Юль Вереск назвал меня «Ирис Шелест» двадцать четвертого октября. Вот, почему рассказываю только теперь.
Я кивнула на свидетельство. Юрген удивленно и с легким восхищением спросил:
— Как ты могла о таком молчать?
— И лишить себя удовольствия услышать твое предложение собственными ушами? Ну, нет. Знаешь, какая я после безумная от счастья тут бесилась? Если в тех пространствах такая путаница во времени, то здесь, у нас, всему — свое.
— А еще секреты есть?
— Есть, но они о других людях и я дала слово никому не рассказывать. Есть еще новости, только… — Вызов к человеку на тридцать лет назад подождет и до завтра. — Не хочу о делах сегодня. Через пять минут отключится духовка, можем выпить вина и отпраздновать.
Я соскользнула со стула, но Юрген задержал рукой и притянул к себе.
— Дай мне тебя обнять. Никуда этот ужин не убежит, моя Ирис Шелест.
Охотно прижалась к нему, положив голову на плечо и отпуская все посторонние мысли из головы. Окунулась в момент, счастливо замирая от слов:
— Мой мотылек и мое сердце. Возьму и не отпущу, вечно так держать буду. Родная, любимая, моя самая прекрасная Ирис…
— Да… да, поняла. Герман, а человека зовут Марк?
На той стороне возникла тишина, и настороженное:
— Марк Золт. Откуда знаешь?
— Сможешь как-нибудь выбраться в город? Я хочу собрать всех вместе, нашу четверку, и рассказать кое что. Как раз и про Марка Золта.
— Могу… наверное. Куда и когда?
— Пока не знаю, надо еще прояснить свободное время у Катарины. На днях. Будет хорошая погода, прогуляемся. Не очень — посидим где-нибудь.
— Если можно, то лучше на свежем воздухе.
— Хорошо.
— Тогда договорились.
Нажала отбой и вернулась к завтраку. Юрген наделал гору бутербродов. Узкий круглый батон нарезал плашками, размером с небольшую медаль, не поленился намазать на каждый кусочек сливочный сыр и сложить слоями сверху огурец, соленую рыбку и трилистник петрушки. Заморочился для красоты и удобства — один бутерброд на один укус.
— Кто такой Марк Золт? — Юрген снял с плиты турку, за которой перехватил слежку, пока я отвечала на вызов анимофона.
— Вчера вечером Германа занесло на вызов, который оказался сбоем. Пустая однушка в южном районе Сольцбурга, самый край у промзоны. Как раз в ту минуту, как закинуло на вызов и меня.
— Это связано?
— Да. Дотерпишь до встречи, я сразу всем все расскажу?
Тот кивнул.
— Юрка, а что ты можешь рассказать о Германе, чего я до сих пор не знаю? Если не секрет от других.
— Он затворник, — первое и главное, что можно о нем сказать. Ни в какую не принимает никакой помощи. Я побывал у него всего раз дома, и ужаснулся. Душный клоповник, все требует ремонта, зимой холодно, весной сыро. Ни душевного, ни физического здоровья от такого места обитания не прибавится. Заикнулся только, что могу помочь с работой и съемом у нас, в большом городе, как тут же Герман запретил говорить на эту тему и что-либо предлагать. Когда дежурим, он не принимает угощения. Я беру с собой кофе, бутеры или пирожки в пекарне. Вижу же, что и есть хочет и мерзнет, а ни в какую. Мне по началу неловко было за себя, а потом махнул рукой, ем и пью, принимаю его аскезу как черту характера. На собрания не ходит, людей сторонится, вообще ни с кем не общается.
— Кроме тебя.
— Герман с тех пор как стал пограничником всегда дежурил один. Но уже через полгода его побила пьяная компания и тот попал в больницу. Отпинали не слабо, ребра сломали, хотел скрыть и отлежаться, но Роберт Тамм об этом узнал по своим каналам. Нашему правозащитнику сразу о любом пограничнике как-то докладывают, случись что. Староста тоже узнал, хотел отписать его от дежурств. Герман запротестовал и согласился на обязательного напарника. Тебе кофе с молоком?