И будут правы. Я – не человек.

Но кто? Ты выглядишь как человек, поступаешь как человек. Сомневаешься, страдаешь, делаешь ошибки, боишься и радуешься приобретениям. Что определяет людскую сущность? Геном? Тогда большую часть населения Земли можно назвать чудовищами… Или способность думать и чувствовать?

Стена онемения начала отодвигаться, обнажая мир. И звезды по-прежнему ярко сверкали на черном небе, листва успокаивающе шелестела. Из темноты подслеповато смотрели сочащиеся желтым светом окна домов. Алые блики прыгали по стенам, гоняясь за тенями, ветер пах дымом и надвигающимся дождем. А далеко на горизонте тускло сверкали молнии, еле слышно ворчал гром.

– Ты в порядке? – с беспокойством спросил Боровин.

– Да, – сделав над собой усилие, ответил Миронов. Помолчал, и сказал в пустоту: – Ладно. Допустим, Реагент предназначен для создания метаморфов. Зачем?

– Теоретически выгода немалая, – наморщив лоб, подумал вслух медик. – Сколько стоит Берсеркер? Или Росомаха? Сотни тысяч кредитов, не говоря о миллионах направленных на исследования, подготовку и адаптацию мод-пакета, выявления побочных эффектов, уязвимостей, противопоказаний. Ты же отрастил когти за ночь, причем без тотального ущерба для здоровья. И по идее метаморф – существо, способное реагировать на изменение окружающей среды, подстраиваться, выживать.

– Удружил мне братец, – содрогнулся бывший агент. Но про себя озадачился:

Где выживать? Где, черт побери?.. Хотят заселить радиоактивные пустоши? Или отправить в космос? Если догадка насчет второй базы за орбитой Марса верна, то вполне вероятно. Или новое оружие? Эликсир истинного бессмертия для членов Планетарного Правительства?

А может, Кириллыч просто ошибся? Увидел то, что хотел увидеть?..

Судя по выражению лица, Николая терзали похожие мысли. Но едва эксперт открыл рот для реплики, как от костра послышались новые крики.

Компания, что называется, достигла кондиции. Нет, не той, когда следуют извечное «Ты меня уважаешь?» Но близко, очень близко. Спор, начавшийся на закате, так и не разрешился: то притухал, то разгорался с новой силой. Забористый самогон изрядно подогревал азарт, но аргументы заканчивались и мужики нервничали – назревал неизбежный и фатальный как библейский Потоп мордобой.

Провокатором, естественно, оказался Пророк. Неугомонный монах «дорвался», и в порыве греховной жадности быстренько нализался. А накушавшись, впал в состояние на грани религиозного исступления и мрачной ненависти к Мирозданию. Принялся поучать, грозить бедами и несчастьями, пришествием Антихриста. Брызжа слюной и размахивая руками, обличал цивилов в прислужничестве Сатане, призывал уничтожать «богомерзких тварей» и очистить мир.

Как правило, мужики напоказ кивали и соглашались, пряча снисходительные ухмылки – пусть городит, ведь неистовый служитель культа, ага. Либо просто пропускали мимо ушей. Согласишься – и до драки недалеко. Пророк свирепел, тут же требовал устроить Охоту на Ведьм. И что гораздо хуже, в такие мгновения становился гораздо сильнее, неукротимее. Случалось, потом еле-еле скручивали.

Но из любого правила есть исключения.

То ли попалась особенно крепкая партия пойла, то ли дневной зной и усталость сыграли злую шутку, но ребята оказались более «тепленькими», чем рассчитывали. И антагонистом неожиданно выступил обычно тихий Васька, а благоразумный дядя Ваня превратился в арбитра, судью. С пьяным добродушием слушал обоих, подзуживал и поощрял. Саня же традиционно не участвуя в болтовне, давал музыкальный фон: играл нечто агрессивное и мрачное, – чем раззадоривал спорщиков сильнее.

Около часа словесная дуэль на тему «Что есть модификации – благо или проклятие?» шла с переменным успехом. Пророк то и дело разражался проповедями, читал отрывки из Библии Ренессанса, просто ругался. В ответ потерявший всякое чувство самосохранения Васька тихо, но упрямо возражал, давил логикой и ловил на противоречиях.

Так бы продолжалось и дальше, но нервы монаха, в конце концов, не выдержали. После очередного замечания сжал кулаки и беззвучно рванулся вперед. Но дядя Ваня успел первым: поставил подножку и, приняв скользящий удар на необъятную грудь, умудрился поймать агрессора в мертвый захват.

– Отпусти. Отпусти-и-и… Убью!

– Грех, брат. Ну-ну, успокойся, родной. Опять черти мерещатся? Не беда, крестик поцелуй, молитву прочти.

– Отпусти! Нехристей бить не грех. Сидит и богохульничает, оправдывает злодеяния.

– Я не оправдываю, – часто моргая, возразил Васька, до которого только-только дошло, чего избежал. – Не оправдываю. Просто нужно смотреть на проблему под разными углами. А что если правы все-таки цивилы? И тогда…

– Помолчи уж, – рыкнул дядя Ваня, с огромным трудом удерживая брыкающегося монаха.

Однако «программист» явно залип в вялом «а баба-Яга таки против». Есть такое состояние у доморощенной интеллигенции: глазки в пол, голова в плечах, а язык бормочет, мягко протестует, язвит. Пророк же задушено выл и изрыгал проклятия вперемешку с площадным матом, клочьями пены.

Короче говоря, и тот, и другой отступаться не собирались, и что с ними делать дядя Ваня явно не знал. Отпустишь священника – и полетят шерсть да зубы. Держать, пока не остынет? Или пускай цапаются?

Взгляд соседа заметался в поисках хоть какой-нибудь помощи или подсказки. И надо ж так случится, натолкнулся на притихших Боровина и Миронова.

– Эй, Игорек! Давай к нам! Поможешь, рассудишь.

Погруженный в размышления изгой поначалу не отреагировал. Но получил локтем в бок от Николая, и поморщился. Встревать в пьяную ссору не хотелось, да и разговор увлек. Игорь чувствовал, что подошел к границе разгадки, к пониманию того, как следует действовать.

– А может сами? – попытался увильнуть беглый законник. – Какой из меня авторитет? Да и кто послушает?

– Сами с усами, – проворчал дядя Ваня. – Послушают, никуда денутся. И авторитет ты достойный. Среди цивилов жил, среди нас. Глаза не замылены.

Но опровергая сказанное, зашипел монах:

– Да на что он тебе сдался, Иван Давыдович? На что? Сейчас такого наговорит, прости Господи. Ничем не лучше Васьки, оба прихвостни и шпионы модифицированных, прислужники Сатаны.

Священнослужитель с виду чуть успокоился, обмяк. И говорить начал вполне связно. Но Игорь видел его лицо, подсвеченное алым сиянием тухнущего костра: окаменевшее, сведенное судорогой. Тонкие губы побелели, глаза сверкали черным фанатичным блеском.

По спине и плечам бывшего агента прошелся сырой холодок, интуиция подала тревожный звоночек. Нет, монах и раньше недолюбливал новичка. Но скорее из природной мнительности, да и задеть стремился неявно, исподтишка. Теперь же что-то изменилось, ненависть стала концентрированной, направленной в одну точку.

Ощущение такое, будто снайпер отрегулировал фокус прицела.