Эльфийская магия неожиданно схлынула, но под ногами уже отчетливо прощупывалось каменистое мелководье.

На меня навалилась безудержная слабость — магический откат после непривычного всплеска силы, и нас с Селием безвольно вышвырнуло на берег внутри невысокого грота.

Мальчишка застонал. Жив! Слава небесам!

Но подняться и даже открыть веки я не смог: слишком ослабел.

Когда же в разуме запестрели необычайно яркие картины своего далекого прошлого — прежнего воплощения — я ощутил, как меня затягивает уже в новый водоворот — воспоминаний, сожалений и несбывшихся надежд…

— Баиль!!! — надрывный шепот рядом был последним, что я услышал физическими ушами: похоже, Селий погрузился в почти осязаемое прошлое вместе со мной…

Джонас

…Я — Баиль — сидел на краю обрыва, смотря на великолепную звездную ночь. Подо мной бушевал океан, и редкие брызги долетали даже к моему лицу, орошая холодными каплями.

Звук шагов позади меня не смутил. Я знал, что это Родерик.

Друг присел рядом и немного печально выдохнул.

Я обернулся к нему, разглядывая его задумчивый профиль: он тоже смотрел на звезды.

В последнее время Родерик стал особенно тих и этим не похож на себя самого. Это произошло с того самого случая, когда я укорил его из-за кровожадности относительно моего кузена. Родерик даже обиделся на меня за этот укор, но потом совершенно изменил поведение.

Он поклялся! Не оставлять меня и не покидать никогда!

Серьезная клятва, которая проняла меня до глубины души.

Я стал ценить его еще больше.

С тех пор мы всё время путешествовали: перебирались с одного королевства в другое, встречая множество народностей и рас, и повсюду попадали в самые разные переделки и трудности. Но неизменным между нами было одно: мы крепко держались друг за друга несмотря ни на что. Мы часами разговаривали о жизни, сидя у костра или нежась в дорогих купальнях, и я все больше узнавал друга с разных сторон. Он оказался не таким уж бесшабашным и ветренным, как могло показаться на первый взгляд. На самом деле Родерик в совершенстве знал древние труды — как эльфийские, так и человеческие, и на большинство философских вопросов имел свое мнение.

И вот, сидя над обрывом одной теплой ветренной ночью, я спросил, что он думает о перерождении душ.

Родерик посмотрел на меня очень серьезным взглядом и ответил:

— Когда-то я считал это чушью, придуманной для глупых сентиментальных женщин. Мол, это только им нужно, чтобы их любимые обязательно возрождались когда-нибудь еще. Но сейчас… мое мнение изменилось. Возможно, перерождения действительно существуют. Но как повлиять на подобные процессы, я не представляю…

И почему-то в его голосе было столько невысказанной тоски, что я удивился.

— И что же стало причиной столь кардинальной перемены твоего мнения? — уточнил я с интересом.

Родерик посмотрел на меня немного странным взглядом, а потом печально усмехнулся.

— Наверное, я тоже… стал глупым и сентиментальным!

Это и был его ответ, и я вдруг понял, что имею к этому прямое отношение. Смутился.

— Ты знаешь, Баиль, — продолжил Родерик, уже не смотря на меня. — Однажды я читал труды одного древнего вампира. Не помню его имени, пусть будет Крип, но жил он несколько тысяч лет назад. Тогда наш мир еще был несколько иным. Вампиры жили обособленно и агрессивной расой не считались. Возможно, были еще слишком малочисленными и слабыми, а может, просто нравы были другие, но уже тогда этот лорд размышлял о перерождении и о том, что он хотел бы родиться вновь… У него был лучший друг, с которым он провел половину своей долгой жизни и многое пережил бок о бок с ним. Они были близки, как братья, и всегда стояли друг за друга горой. И вот однажды Крип записал такие слова: «Я прошел столько дорог, что их хватило бы не на одну жизнь. Я видел самых разных существ: начиная от вампиров, заканчивая людьми и орками, и нигде — подчеркну, абсолютно нигде не нашел женщину, которая оказалась бы одного со мной духа. Нет, я не говорю, что мне не встретились замечательные женщины. Я видел красивых, умных, даже мудрых, талантливых и совершенно уникальных. Я знакомился с родовитыми и простыми, но искал ту, с которой бы согревалась моя душа, а не только тело. Но таковой не нашел. И только друг мой, с которым я прошел тысячи битв и трудностей — он остается для меня светом, у огонька которого я хочу греться до сих пор. Он не создан для того, чтобы ублажать мое тело, но душа у нас на двоих одна! Именно поэтому я хочу, чтобы перерождение существовало. Я хочу встретиться с ним снова в еще одной жизни…»

Родерик закончил и снова повернулся ко мне.

У меня по коже пробежали мурашки.

— Ты знаешь, Баиль, — продолжил Родерик очень серьезно. — Я тогда не понял его, скептически ухмыльнулся с его слов. Подумал, что старик просто выжил из ума. Кто же променяет хорошенькую женщину на какого-то там друга? Но я был действительно глуп. Однако теперь я… понимаю его, — Родерик замолчал, вглядываясь в мои глаза. — С тобой я понял, что значит одна душа на двоих, Баиль. И ты знаешь, мне этого больше, чем достаточно. Я счастлив. Счастлив просто проводить с тобой жизнь, общаться у костра, смеяться над глупыми шутками — моими собственными, конечно — и путешествовать, куда глаза глядят. Я хотел бы, чтобы это никогда не заканчивалось…

Он замолчал, а я взволнованно выдохнул, чувствуя, как в груди что-то приятно сжимается.

— Я… рад, — пробормотал я, пытаясь скрыть смущение, вызванное его откровенностью. — Моя жизнь тоже обрела смысл, когда в ней появился ты. У себя на родине я был вещью, которую использовали для получения результатов в политике. Отец с самого детства заявлял, что я рожден только для того, чтобы укрепить его власть. Мать никогда не интересовалась моими желаниями или стремлениями, словно я вовсе не душа живая, а какой-то удобный предмет мебели. Придворные постоянно пытались склонить меня на свою сторону для получения выгодного положения при дворе. Мне было это противно до тошноты, поэтому я был совершенно одинок. Лишь младший брат искренне привязан ко мне, но он еще слишком мал, чтобы мыслить, как остальные. Я надеюсь, что время не изуродует его, как прочих…

Я замолчал, чувствуя горечь на языке от безрадостных реалий собственной жизни.

— Именно поездка в Луарию, несмотря на всю ее опасность, стала для меня глотком свежего воздуха, — продолжил я, поворачивая лицо к океану. Он по-прежнему бушевал, поднимая волны на высоту человеческого роста. — Да, мною снова хотели воспользоваться: эльфы для своей безопасности, а вампиры для своего удовольствия, но… я все равно чувствовал себя чуточку свободным. А потом ты… ты украл меня у них, оставив их без вожделенной добычи… ха-ха… — я замолчал, чувствуя, что меня начинает распирать от ярких эмоций, — ты дал мне глоток жизни, Родерик! Впервые кто-то обращался со мной не как с вещью, а как с личностью, у которой есть свое собственное мнение! Это… глубоко тронуло меня…