Что же касается убитого полицейского рядом с трупом ученого, здесь, скорее всего, уже поработали люди Сайл, наткнувшись на коппера вместо направлявшегося к ним информатора.

Окончательную правду об этом эпизоде знает лишь искирка, но не думаю, что стоит разыскивать ее для того, чтобы спросить…

Следующим утром, потеряв несколько часов на пересадках, меняя одно тихоходное маршрутное судно на другое, я скатался к Кроуфорду. Однако попрощаться не получилось. Дверь в его развалюху оказалась заперта. Я знал, где он прячет ключ, но открывать не стал. Капрал так и не вернулся и пропадал либо в доме повстанцев, либо в каком-нибудь притоне, где щедро делятся серым порошком.

Я написал ему записку, сунул под дверь.

Оставались еще люди, которым следовало сказать «до свидания».

По счастью, я обзавелся высокими резиновыми сапогами, на несколько размеров больше, чем требовалось, так что в них легко помещалась нога в обуви. В полузатопленных районах Верхнего, когда мостки заливало, они настоящее спасение.

Я шлепал по воде, чуть досадуя, что давно уже не мальчишка. Детям этот бардак на улицах по душе, и половина юных жителей квартала устроили гонки самодельных парусных корабликов, подбадривая их и вопя во все горло.

На отрезке, ведущем к «Кувшинке», навалили бесконечное число мешков с песком. Они сдерживали воду и давали спокойно идти, а не плыть. Троица моих знакомых, что сторожили подступы к обители Мосса, торчала возле того же крыльца, разве что одетые потеплее, а тот, что был самым крупным, с рожей гориллы, сменил мятый цилиндр на шерстяную айви.

Меня они встретили не сказать что с радостью. Никто из акул не лучился дружелюбием. Но и мешать не стали. Просто сделали вид, что я пустое место. Тень прыгала за их спинами, напоминая, чтобы я не расслаблялся, и от этого у меня во рту появился еловый привкус.

Дверь в «Кувшинку» была не заперта, Жак отсутствовал, так что я не стал скромно топтаться на пороге, ожидая, когда объявят о моем появлении, и сразу прошел в зал, на ходу прихватив свежую газету, лежащую на столике возле старого, чуть потемневшего зеркала.

Сибилла, все в том же черном платье с белым воротничком и с волосами, собранными в узел, дежурила за стойкой, а на стуле напротив нее сидел человек с белоснежной бородой, в мундире таможенного офицера и глазами яркими, точно спрессованный лед на горной вершине.

– Капитан, – сухо поздоровался я.

В его взгляде я прочитал некоторую растерянность от моего внезапного появления, но он быстро справился с собой, кивнул мне, точно старому знакомому:

– Мистер Хеллмонк.

– У тебя неприятности? – спросил я Сибиллу, заметив, что на дальнем диване сидит усатый охранник Капитана, у которого во владении есть «Резун».

– Все нормально. Мы просто обсуждали рабочие вопросы, – нейтральным тоном сказала она, но весь вид ее умолял, чтобы я не вмешивался.

– Именно так, – подтвердил Капитан, допив виски со дна своего бокала. – Но с делами покончено.

Он постучал пальцем по деревяшке:

– Запиши на мой счет, пожалуйста.

Сибилла забрала стакан, ничего не сказав, поставила его в мойку. Капитан, за спиной которого материализовался телохранитель в полосатом костюме, приветливо кивнул мне:

– Воздух Риерты пошел вам на пользу, мистер Хеллмонк. До скорого.

Они ушли, хлопнула дверь, через несколько секунд появился растерянный Жак, но управляющая махнула ему, чтобы ушел.

– Что происходит? – спросил я.

Она пожала плечами:

– Ничего такого, из-за чего стоит переживать.

– В «Кувшинке» ожидаются проблемы?

– Ни у заведения, ни у меня, ни у Мосса проблем не будет. Это и вправду деловые вопросы. Старуха любит проверять тех, кто трудится на ее территории.

– Присылая личного представителя?

– Итан, расслабься. – Она достала из-под стойки новую бутылку «Гивран Кларет Финиш Айла». – Тебя здесь не было много лет, и, представь себе, время от времени сюда заходили ее люди. Мы живем под ее правлением. Соблюдай правила, не обижай тех, кто заключил с ней договор, не воруй, плати вовремя, и все будет отлично. Ты все равно ничего не можешь с этим поделать, так что просто забудь о том, что видел.

– У тебя есть повод, чтобы открывать виски? – хмыкнув, спросил я.

– Нет повода. Ну разве что ты пришел, чтобы попрощаться. – Сибилла с трудом вытащила пробку. – Когда?

– Через пару дней.

– Рада, что ты завершил свои дела. Риерта давно уже город, сотканный из праха, и живет лишь памятью о прошлом. Здесь тяжело дышать тем, кто родился в других местах. Ну… – Она взяла свой стакан, помедлила и неожиданно сказала: – За «Матильду».

Я удивленно приподнял брови. Не ожидал от нее такого. Сибилла подалась ко мне:

– Она такой же член моей семьи, как ты, Мосс, Кроуфорд, Вороненок, Хант, Грин и все остальные мальчики, что выживали вместе с моим Арви. А «Матильда» в Компьерском лесу была для вас матерью. Так что я благодарна ей за спасение жизней мальчишек.

После проекта, когда все вспыхнуло и прогорело, я попал в Первый батальон Четвертой бронированной механизированной бригады. Это было довольно просто, если честно. В боях документы терялись у многих. Подразделения уничтожались, и примкнуть к новому, когда нужны люди, не составляло труда. Так из проекта высоколобых умников Научно-технической лаборатории я стал заряжающим одного из двухдюймовых орудий бронированного мотовагона[102].

На войне гибнет много людей, и звания получаешь быстро. Сперва я стал капралом, потом сержантом, затем ганнери. После мы попали в переделку, застряв в Компьерском лесу из-за того, что искиры разнесли проходящие через него железнодорожные пути и ни одна инженерная часть не могла подойти к ним под шквальным пулеметным огнем. Наш капитан, а затем лейтенант и второй лейтенант[103] отдали богу душу, и я внезапно стал командиром потерявшего ход бронированного чудовища.

Уже не помню, кто назвал его «Матильдой», но имя прижилось и… все было так, как было. Снег, мороз, голод, недостаток боеприпасов, двигатель, который нас грел, пока не закончились емкости с моторией, отражение атак искиров, удержание высоты, ранения и смерти.