Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Королевна будет моею! – кричал каждый из братьев.
Старик отец дал им отличных коней – тому, который постиг латинский словарь, достался конь вороной, а тому, который выучил цеховой устав, – конь белый как молоко. Братья намазали себе уголки ртов жиром – чтобы рты у них быстрее открывались, чтобы учёные словеса так и сыпались. Вся прислуга провожала молодых господ; тут же, во дворе, околачивался третий брат. Всего-то братьев было трое, только младшего в расчёт не принимали и иначе, как Дубиной Гансом, не называли, потому что он разумом не вышел.
– Вот так так! – воскликнул Дубина Ганс. – Зачем это вы, братцы, лучшее платье напялили, а?
– Мы едем сватать королевну! Неужели тебе не известно то, о чём трезвон идёт по всей округе?
И братья посвятили Ганса в курс дела.
– Здорово! И я с вами поеду! – завопил Дубина Ганс.
Братья только посмеялись над ним да коней пришпорили.
– Батюшка, – обратился Ганс к отцу, – дай ты и мне коня. Такая охота жениться пришла – сил нет! Выберет меня королевна – значит, выберет; ну а не выберет – всё равно быть ей моей женой.
– Вечно ты чушь городишь, – проворчал старик. – Коня я тебе не дам. Нечего при дворе нашу семью позорить глупой речью. И с братьями себя не равняй – далеко тебе до них.
– Ладно же, – сказал Дубина Ганс. – Не дашь коня – поеду на козле. Он мой собственный и бегает резво.
Сказано – сделано. Оседлал Ганс козла и пустил его галопом. Так и забарабанили козьи копыта по пыльной дороге!
– Эге-гей! Эге-гей! Козлик мой, скачи резвей!
Так горланил Дубина Ганс – только эхо по окрестностям катилось. А братья ехали не спеша, меж собой не разговаривали – каждый сочинял цветистые комплименты королевне, а это ох как непросто.
– Что, не ждали? – гаркнул Дубина Ганс, поравнявшись с братьями. – Гляньте, что я нашёл!
И показал братьям дохлую ворону.
– Дурень ты, Ганс, – сказали братья. – Зачем тебе ворона?
– Как зачем? Подарю королевне!
– То-то королевна обрадуется, – хмыкнули братья и пришпорили коней.
– Гип-гоп! А вот и я! – снова гаркнул Дубина Ганс, догнав братьев. – Гляньте, что у меня есть! Не каждый день этакие штуки попадаются!
Братья обернулись, поглядели, поморщились.
– Дурень ты, Ганс. На что тебе деревянный башмак, да ещё без верха? Неужели и его преподнесёшь королевне?
– Конечно! – отвечал Ганс.
Братья посмеялись и пришпорили коней.
– Хрясь-тресь! Хрясь-тресь! Вот я здесь, я снова здесь! – гаркнул Дубина Ганс, в третий раз поравнявшись с братьями. – Ну и везёт же мне сегодня!
– Что ты там ещё нашёл? – спросили братья.
– Не скажу, не то вас завидки возьмут! Небось королевне понравится!
– Пфуй! – скривились братья. – Да это же обычная грязь из канавы.
– Вовсе не обычная, а самая наипервейшая! Гляньте, гляньте – так и течёт меж пальцев, не удержать!
И Ганс налил себе полные карманы грязи.
А братья пришпорили коней – пыль клубами поднялась, искры из-под конских копыт посыпались. К столичным воротам братья успели на целый час раньше Дубины Ганса. В столице присвоили каждому соискателю номер, и всех их выстроили по шесть человек в ряд, да так тесно друг к другу, что и рукой не шевельнёшь. И правильно, иначе не избежать бы потасовки между женихами.
Вокруг дворца толпился народ, так и норовил заглянуть в окно – любопытно ведь, как королевна принимает женихов. Только вот незадача: каждый жених, стоило ему в залу войти, тотчас дара речи лишался!
– Не годится, – повторяла королевна. – И этот тоже не годится!
Вот дошла очередь до старшего брата, который знал наизусть латинский словарь. Только он уже всё позабыл, пока среди других женихов толкался. А тут ещё полы скрипят, потолок зеркальный, так что сам себя видишь стоящим на голове; а хуже всего – газетчики с главным редактором. Заняли места возле окошек, перья наготове держат, сейчас запишут всё, а завтра в газете пропечатают и станут эту газету на каждом углу за грош продавать. Страшно! Вдобавок жарища во дворце невыносимая.
– Ох, как жарко, – только и сумел выдавить из себя старший брат.
– Ещё бы – папеньке вздумалось жарить цыплят! – отвечала королевна.
– Гм! – хмыкнул жених – и больше ни слова.
Не к такому он готовился; не ожидал, что речь пойдёт о жареных цыплятах. Думал, думал, как бы сострить, – ничего не надумал. Королевна устала ждать и говорит:
– И этот не годится!
Старшего брата тотчас вывели из залы.
Дошла очередь до среднего брата, того, который постиг весь цеховой устав.
– Ну и жара, – сказал он, ступив в залу.
– Ещё бы – нынче мы жарим цыплят! – пояснила королевна.
– Цы-цы-плят?.. – повторил, заикаясь, средний брат. Газетчики мигом взялись за перья и нацарапали у себя в блокнотах: «Цы-цы-плят?»
– И этот не годится! – объявила королевна. – Гнать его!
И тут въезжает в залу Дубина Ганс; да-да, прямо на козле верхом! Въехал и говорит:
– Этакое пекло!
– Всё потому, что я нынче жарю цыплят!
– Это кстати! Стало быть, и мне можно поджарить мою ворону!
– Милости прошу, – отвечала королевна. – Огня не жалко, а вот лишних сковородок нету!
– Ничего, я со своей посудой! – не растерялся Дубина Ганс. – Вон какой славный горшок, да ещё и с ручкой!
Он вытащил из-за пазухи деревянный башмак и положил туда ворону.
– Да тут целый обед! – воскликнула королевна. – Только где же взять подливу?
– Подливу? Ха, у меня её полные карманы! – отвечал Ганс. – Могу поделиться.
И он зачерпнул грязи и полил ворону.
– Ты мне по нраву, – объявила королевна. – Находчивый, не то что остальные; за тебя и замуж пойду. Только знаешь ли ты, что каждое наше слово записывают и завтра в газете пропечатают? Взгляни: вон те трое – репортёры, а четвёртый – главный редактор. Он-то хуже всех, потому что ничегошеньки не смыслит!
Королевна сказала так, чтобы подразнить Ганса. А газетчики захихикали и закапали пол чернилами.
– Стало быть, они – важные особы? – уточнил Дубина Ганс. – Ну так я воздам им по заслугам, и редактору – первому!
Ганс вывернул карманы и метнул в редакторскую физиономию целую пригоршню грязи.