Результат голосования, однако, в такой мере не соответствовал желаниям большинства, что постановление сената не было приведено в исполнение. Напротив, консул Марцелл, опираясь на слухи о приближении из-за Альп армии Цезаря, решил действовать помимо колебавшегося сената и по своей инициативе передал Помпею военные полномочия в Италии с правом набора солдат. Курион еще раз протестовал против военной диктатуры Помпея, потребовал, чтобы консулы запретили ему набирать солдат в Италии и бежал затем в лагерь Цезаря, чтобы найти там защиту республики.

Конечно, не эта игра в конституционую лояльность собственно дала перевес Цезарю. Официальная политика Куриона была только искусным ходом для принципиального ослабления противника. Но у него и у других сторонников Цезаря, особенно Целия Руфа, была еще другая, скрытая агитация, направленная к составлению партии мятежа против сенатского правительства и его полуофициального главы, Помпея. Партия эта образовалась из очень различных элементов, так или иначе недовольных положением. Прежде всего, из целого ряда лиц, удаленных из сената. Консервативное магнатство, сознавая свою возрастающую силу, решило избавиться от сочленов, так или иначе оскорблявших аристократическую среду, особенно тех, кто вышел из низкого звания и навязан был сенату отчасти еще сулланством. Уступая этому желанию, цензор 50 г. Аппий Клавдий вычеркнул из сенатского списка множество лиц, главным образом вольноотпущенных, между выключенными был будущий историк Саллюстий Крисп, которого Милон подверг у себя домашней расправе, заставши его со своей женой; впоследствии Саллюстий поправил свои дела службой у Цезаря, сделался претором и наместником Африки. Все лица, удаленные таким способом из сената, становились естественными союзниками Цезаря. Другую категорию цезарианцев составили банкроты и запутавшиеся должники, рассчитывавшие на хорошую смуту, которая дала бы им не только возможность уйти от своих обязательств, но еще поживиться за счет кредиторов. Они, по-видимому, собирались в угрожающем количестве; сенат уже нашел нужным в виде уступки им декретировать общую редукцию долгов; но, как показывает программа революционеров 48 г., должники шли гораздо дальше в своих требованиях и добивались провозглашения полной ликвидации. С большим успехом могла действовать цезарианская агитация также среди низших классов населения, давать обещания сельским батракам и рабам в поместьях и бедноте в самом Риме.

Очень скоро мы встретимся с одним требованием революционеров, которое поражает своим отчетливым реализмом, именно с требованием скидки годовой платы за мелкие квартиры. Оно напоминает, прежде всего, те тяжелые условия жизни в столичных наемных помещениях, которые создавались благодаря спекуляции домами, вследствие чего квартирный вопрос в Риме стал политическим и получил особенно острый характер. Затем выступление мелких квартиронанимателей в качестве не только определенного имущественного разряда, но и некоторого союза указывает на их организованную сплоченность, которая в свою очередь возникла на почве своеобразных жилищных условий в римских domus ipsulde. Только при наличии подобной организации и можно объяснить себе возникновение такого точного параграфа в программе ликвидации долгов. Однако приостановка платежей за квартиры не могла впервые сложиться среди самих волнений; мы имеем все основания думать, что она была раньше обещана агентами Цезаря и фигурировала в числе разных благ, которых должна была ждать масса от популярного диктатора в случае победы революции.

Состав цезарианской революции получался такой же пестрый и избирался из тех же элементов, что и катилинарии 63 г.: и там, на верхней ступени, стояли скинутые с высоты должностные лица, а на нижней – разоренные, безземельные и бездомные люди, беглые рабы. Очень трудно выделить историю партийных и классовых отношений за время междоусобной войны. Все внимание античных авторов сосредоточено на сложных операциях армий и флотов, развертывающихся во всех странах империи, на драматических перипетиях борьбы и громадных катастрофах, и за ними следуют современные историки. Даже в новейшем сочинении Ферреро, который придает большое значение экономическим и социальным вопросам, отдел, охватывающий события 49–45 гг., озаглавлен: «Bellumcivile, война в Испании, Фареал, Клеопатра, триумфы Цезаря». Между тем, в борьбе претендентов за президентство затронуты были очень существенные материальные интересы различных общественных слоев. Их столкновение вовсе не вплетается только случайными эпизодами во внешнюю борьбу. Они оказываются потом главным решающим ее фактором.

Огромное большинство сенаторов, т. е. землевладельцев Италии, были крайне не расположены к войне. Это выразилось очень ярко в поведении идейного вождя консерваторов, Цицерона, в его усилиях сохранить нейтральность до последней степени, в его последовательных свиданиях и разговорах сначала с Помпеем, потом с Цезарем, причем он обоих старался удержать от решительных действий. Тем не менее, большинство сената, следуя за военными движениями Помпея, покинуло Рим и Италию, свои дома и виллы, заменило свою привольную обстановку превратностями лагерной жизни, составляло до известной степени добровольную эмиграцию в восточные области. Как объяснить это противоречие?

Без сомнения, спешный отъезд значительной части крупных землевладельцев из Италии объясняется одним условием, которое они должны были очень резко чувствовать: агитация цезарианцев направлена была, между прочим, на рабочих, как свободных, так особенно рабов, занятых в виллах, и теперь, с приближением армии Цезаря, они, вероятно, местами заняли угрожающее положение; ехать в свои поместья было бы для посессоров весьма опасно. Не менее опасно было оставаться и в Риме, где низшие классы были возбуждены появлением галльских легионов. Насколько соображения рабовладельческих помещиков влияли на ход военных операций, видно из эпизода Домиция под Корфинием. Кичливый аристократ задержался здесь против приказа главнокомандующего, Помпея, и погубил этим свой отряд, по-видимому, вследствие того, что уступил желаниям многих посессоров, опасавшихся за судьбу своих вилл в случае ухода солдат.

Однако поведение Цезаря весною 49 г. было чрезвычайно осторожно. Он никоим образом не хотел раздражать владельческие классы, беспокоить муниципии; он старался привлечь по возможности большее число колеблющихся сенаторов. Под влиянием его мягкой политики мнение Цицерона резко меняется. Еще в конце января, когда все ждали нападения Цезаря на Рим, он пишет: «Эта гражданская война возникла не из раздоров между гражданами, а из дерзости одного преступного гражданина; но у него военная сила, он увлек многих широкими обещаниями, у него самого разгоралась жажда на достояние всех и каждого… Столица отдана ему без защиты со всеми своими богатствами; в его глазах Рим не отечество, а военная добыча. Все, кто стоит за порядок и закон, ушли, и Цезарю не удастся осуществить ничего похожего даже на конституционную фикцию»[57]. Через два месяца Цицерон говорит почти противоположное. Приходится констатировать возвращение многих сенаторов в Рим. Но особенно поразительна перемена в Италии: муниципии, так недавно еще приветствовавшие Помпея, переходят на сторону Цезаря; точно так же простой народ в деревнях. Цицерон должен признать, что между чувствами населения к тому и другому из противников есть разница: Помпея продолжают бояться, Цезаря успели полюбить.