– Знаю. Тай сказал мне.

– Он сказал тебе что-нибудь еще?

Девушка не могла отвести глаз от его пристального взгляда.

– Он спросил, была ли моя мать членом клана. Я ответила, что не знаю.

– Искусство музыкальной практики было утрачено. Я встречал упоминания о ней в текстах, которые изучал, однако их было не много. Императорский двор умел тщательно скрывать информацию. – При следующих словах презрительное выражение на лице Цзэня смягчилось. – Большинство утраченных искусств практики произошли от кланов. Многие канули в небытие в разных уголках Срединного царства, поскольку кланы начали скрывать свои родословные, дабы избежать репрессий двора.

Пока Цзэнь говорил, Лань пристально смотрела на него, но мысленно она была далеко, перелистывала одни и те же воспоминания, как страницы книги. Ее мать, падающий снег, убивающая музыка, брызги крови.

– Кланы пользуются… пользовались… высоким уважением, – продолжил Цзэнь. – Уникальное для каждого клана искусство передавалось только по наследству. Вот почему во время Последнего царства представителей кланов либо убивали, либо доставляли на службу к Императорскому двору.

«Я знаю, – сказал ей Тай прямо перед тем, как она ушла. – Теперь я знаю».

Конечно же… он узнал этот вид практики, потому что сам принадлежал к клану. Потому что воспитывался при Императорском дворе.

Не это ли он собирался ей сказать?

– Моя мать. – Слова сами собой сорвались с губ. – Она служила при Императорском дворе.

Внезапно на девушку накатило воспоминание: то, которое она раньше не понимала и отложила в сторону только потому, что еще не была готова решить эту головоломку. Когда она переписывала произведения знаменитого поэта Сю Фу, сидя в кабинете, вошла ее мать, облаченная в красивое, указывающее на наличие власти одеяние Императорского двора. Кисточка из конского хвоста выпала из рук, когда Лань вскочила и подбежала к матери, чтобы обнять ее.

– Когда вырасту, тоже буду служить Императорскому двору, как ты, мама, – радостно сказала она.

Улыбка ее матери погасла. Она убрала руки Лань со своей талии и наклонилась, обводя быстрым взглядом пустой кабинет.

– Нет, ЛяньЭр, такого не будет, – тихо сказал Сун Мэй. – Повзрослев, ты будешь служить людям.

– Лань, – позвал Цзэнь, вернув ее в настоящее. Он все еще наблюдал за ней. Вода бисеринками стекала по его черным волосам, длинным ресницам, жилистой груди. Взглядом он спрашивал ее: «Теперь ты понимаешь?»

Она крепко зажмурилась. Все это время ответ лежал прямо у нее перед носом.

Мама была частью клана… того, что, по мнению Лань, являлся антагонистом во всех книгах по истории, которые она читала, во всех легендах, которые слышала от горожан и деревенских жителей. Во всех историях облаченный в позолоченные доспехи Император-Дракон Янь Лун с сияющим над его головой солнцем выставлялся героем, уничтожающим восставшие кланы и объединяющим землю, дабы принести людям мир и процветание.

Но процветание было даровано не всем. Чтобы создать иллюзию гармонии, он пожертвовал свободой и волей меньшинства, сделал их марионетками при собственном дворе.

– Лань, – повторил Цзэнь, и она почувствовала, как его пальцы, твердые, но нежные, обхватили ее руку. В местах соприкосновения зарождался жар. – Лань, посмотри на меня.

Она подчинилась, и понимание в его глазах было похоже на возвращение домой. Тоска и печаль по той части ее истории, той личности, которую она никогда не знала, охватили Лань. Воздух между ней и Цзэнем сгустился. Кровь шумела в ушах Лань, а сердце бешено колотилось в груди.

Не разрывая зрительного контакта, он полез в свой черный шелковый мешочек. Когда Цзэнь разжал ладонь, девушка почти перестала дышать.

Он держал кисточку с нанизанными черными и красными бусинами, которые заканчивались серебряным амулетом с выгравированным на нем изображением черного пламени. От амулета тянулся красный шнур, предназначенный для того, чтобы повязать его на шее как ожерелье.

– Это одна из немногих реликвий, оставшихся с моей родины, – сказал Цзэнь, – наряду с Ночным Огнем и Тем, Что Рассекает Звезды. Вообще-то это серьги, но вторая была утеряна, поэтому я смастерил из этой ожерелье. В моем клане при рождении принято получать комплект серебряных сережек, которые после мы должны кому-то отдать.

В моем клане. У Лань перехватило дыхание. Она вспомнила слова Тауб о том, что у большинства хинов в роду имелись представители кланов. Просто они забыли свою собственную историю, поскольку Императорский двор так старательно пытался ее переписать… Но Цзэнь, похоже, не забыл.

– Что ж, – губы Лань изогнулись, и она придала голосу дразнящий тон, намереваясь разрушить внезапно образовавшееся напряжение. – Раз у тебя осталась только одна, выбирай тщательно.

Глаза Цзэня блеснули. Он нежно взял Лань за руку и, повернув ее ладонью вверх, осторожно накрыл своей. Когда твердыми пальцами он прижал амулет к ее коже, тот оказался прохладным.

– Я хочу, чтобы он был у тебя, – сказал Цзэнь, – Так ты будешь помнить, что не одинока. Ты так много потеряла, но я… Я рад, что нашел тебя.

Ее сердце неровно билось. Лань посмотрела в лицо Цзэня. На нем отражались уязвимость и искренность, которых она не замечала раньше. Возможно, все испытания и невзгоды, через которые она прошла, чтобы попасть сюда, того стоили.

Лань опустила глаза. Каким-то образом красный шнурок ожерелья запутался между их пальцами, обмотав сцепленные руки так, что, казалось, связывал их вместе. Она подумала о том, как Ин рассказала ей о красных нитях судьбы. О том, что каждый хин рождался с невидимой красной нитью, что связывала его с его судьбой.

– И это все? – спросила она. – Ты хочешь, чтобы я чувствовала себя менее одинокой?

Цзэнь колебался. По его лицу она видела, как эмоции сражаются со стеной, которую он вокруг себя воздвиг. В следующий миг, без какого-либо предупреждения, все слои защиты и отстраненности в его глазах растаяли. В этот момент он произнес слова, олицетворяющие его полную капитуляцию.

– Я надеюсь, что куда бы ты ни отправилась, я буду с тобой. В этом мире и в следующем. Я надеюсь, что ты выберешь меня. – Помолчав, он добавил уже мягче: – То есть если ты, конечно, этого хочешь.

Чайный домик научил Лань опасаться мужских привязанностей. Она слышала достаточно грустных историй от старших певичек и прочитала множество отрывков из романов, чтобы понять, что это всего лишь иллюзия. Жирные, цепкие руки, плотоядные взгляды и обмен девушек на монеты – вот и все, из чего состоял ее мир. Она всегда боялась, что ее выберут… ведь у нее самой выбора не было.

Лань подумала о том, что с Цзэнем всегда чувствовала себя в безопасности, он всегда был с ней нежен.