Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вонзив ногти себе в ладони, она взобралась на подоконник и посмотрела вниз. Ветувьяр стоял там, но он даже не глядел наверх, видимо, ожидая, что гвардейцы самозваного короля могут появиться в любой момент.
Раздался настойчивый стук в дверь. Сердце Селин пропустило удар. Она должна это сделать, должна вылезти из этого проклятого окна!
Если она сорвется, король ее непременно поймает. Он же поклялся ее защищать.
Голова внезапно закружилась, и девушка не сдвинулась с места. В дверь ударили сильнее. Еще раз. И еще. Теперь Селин не сомневалась, что гвардейцы пытаются ее выбить.
Развернувшись спиной к ветру, она вцепилась пальцами в оконную раму и попыталась свесить ногу, ища под подошвой выступ в стене. На Селин все еще была мужская одежда, но даже в ней девушка не ощущала никакого удобства.
Оконная рама держалась на честном слове — старое дерево трещало от хватки Селин, ей казалось, что оно вот-вот разломится прямо у нее в руках.
Нужно было торопиться — девушка видела, как дверь комнаты медленно, но верно поддается ударам гвардейцев. Еще немного, и засов не выдержит.
Она не осмеливалась смотреть вниз. Нужно было всего-то отыскать ногой выступ в стене и перенести на него вес тела, не забывая при этом держаться руками, но Селин не могла этого сделать. Даже под страхом смерти.
Девушка дрожала, как осиновый лист, сердце бешено гремело в груди, а руки изнывали от напряжения. Она готова была разрыдаться прямо сейчас.
Выбитая дверь грохнула о стену, и в помещение вломилась толпа королевских гвардейцев. Естественно, они заметили Селин, что застыла в оконном проеме и никак не могла уцепиться за стену.
Наконец, она решилась. Пристроив носок сапога на краешке каменного кирпича, девушка осмелилась опустить вниз вторую ногу, но чья-то сильная рука тут же рванула ее за ворот и потащила вверх.
Селин закричала, пока гвардеец тянул ее назад, в окно, грозясь задушить. Она вцепилась пальцами в его руку, но это оказалось бесполезно — девушку уже втащили на подоконник, обхватили за плечи, не давая пошевелиться, и приставили к ее горлу холодное лезвие.
Она сидела на самом краю подоконника, свесив ноги вниз. Гвардеец держал крепко, но он не сделает ничего, если Селин захочет спрыгнуть. Просто так — взять и разбиться. Избавить от проблем всех, кто пытался ее спасти или защитить. Может, король даже еще успеет убежать…
Она этого уже не узнает, да и зачем? Зачем ей эта жизнь, в которой она предала всех, даже саму себя?
Но внизу — отсюда Селин было хорошо видно — уже стояли гвардейцы, окружившие ветувьяра со всех сторон. Судя по оголенной сабле, он собирался дать им бой, но замер на месте. Из-за Селин.
Он не сводил с нее глаз и не двигался с места. Вот так она своей трусостью погубила их обоих.
— Ваше Величество! — Обратился к ветувьяру гвардеец, что держал Селин, — Именем нового короля Кирации Шерода Лукеллеса мы приказываем вам сдаться. Или эта девица умрет!
“Это твой шанс, — подумала Селин, — Шанс умереть достойно, а не как последняя трусиха!” Нужно было просто прыгнуть. Возможно, она умрет сразу и даже не почувствует боли. Тем самым она развяжет ветувьяру руки.
Но как он в одиночку отобьется от такой толпы солдат?
Только сейчас Селин поняла, что по ее лицу ручьями льются слезы. Девушка и сама не знала, почему плачет. Вряд ли она боялась смерти.
По крайней мере, не больше, чем жизни.
И все-таки раньше, чем она решилась шагнуть в пустоту, король убрал саблю в ножны и поднял руки:
— Я сдаюсь. Отпустите ее.
*
Эйден не знал, кого он больше ненавидит — Лукеллеса или человека, что сидел сейчас перед ним. Лагат Фадел — бывший комендант столицы, взяточник, лжец и предатель. Именно он допустил, что после смерти отца Тейвона и Реморы Анкален одно за другим сотрясали восстания, бунты, убийства и грабежи. Сейчас происходило то же самое, но на этот раз Фадел не просто это допустил — он стоял во главе.
При этом, они с Эйденом ненавидели друг друга взаимно, а потому мужчина не сомневался, но зарвавшийся старик сейчас начнет всячески унижать его, и все эти унижения ему придется глотать. Ради Реморы можно было пойти и на большее.
Той ночью в особняке Вивер она словно заново его зажгла — Эйден понял, что он действительно рано смахнул свою фигуру с игральной доски. Он не знал, сколько ему осталось гореть — болезнь отступать не собиралась — но на пару ходов времени еще хватит. И Эйден надеялся, что эти ходы окажутся верными.
Сейчас он совершал первый из них, смирно стоя перед человеком, по которому давно плачет виселица.
— Признаться, не ожидал… Куда же ты втоптал свою гордость, граф? Туда же, куда и честь? — Вместо приветствия хмыкнул Фадел.
Он сидел перед камином с бокалом вина и грел свои немолодые ноги. За те годы, что Эйден его не видел, бывший комендант стал еще крупнее, чем был, хотя тягаться по объему с Лукеллесом все равно не мог.
Он даже не пригласил Эйдена сесть, хотя мужчина все равно бы отказался. Ему было противно находиться рядом с этой мразью.
— Не вам говорить мне о чести, — Отозвался Эйден.
— Смотри-ка, гордости стало меньше, а наглости — больше. Ты бы прикусил свой язык, граф. Или ты забыл, что комендант здесь снова я?
— Как раз поэтому я здесь, — Сквозь зубы процедил Эйден, — Я пришел просить аудиенции у Его Величества Шерода Лукеллеса.
Дернув седой кустистой бровью, старик поставил бокал на низкий столик и поудобнее уселся в своем кресле.
— С чего бы это?
— Мне нужно с ним поговорить, — Пожал плечами Эйден.
Фадел нахмурился, но спрашивать ничего не стал. Вместо этого он вновь потянулся к бокалу и ответил только тогда, когда осушил его до дна:
— Его Величество сейчас сильно занят. Я скажу ему, что любовник принцессы, — Он усмехнулся, — вдруг решил сменить сторону…
— Он непременно найдет для меня время, — Из последних сил удерживая на лице маску невозмутимости, ответил Эйден.
Когда Фадел демонстративно от него отвернулся, мужчина понял, что делать ему здесь больше нечего. Он поспешно вышел из жарко натопленного зала в коридор военного штаба, где его уже ждал привычно невозмутимый Ферингрей. Они молча двинулись к выходу из