— Это чертов конец. Закат моей бездарной карьеры! — порывисто восклицает она, скользя лбом по стене. Усталость, нервы, поруганные надежды отпечатываются болью на ее лице. — А знаешь, что самое обидное?

Отрицательно качаю головой, но моя собеседница на меня не смотрит.

— То, что я в этом спорте с шестнадцати лет! Десять из которых бесславно прокаталась не пойми где. Какие-то мелкие турниры, выставки, бесперспективные соревнования. А ведь я ничуть не хуже, того же самого Рауля! Ну, за исключением того, что я баба, а он мужик, — горько усмехается она, — Я задолбалась быть в его тени! Но никто, слышишь, никто и никогда меня всерьез не воспринимал! Не потому, что у меня нет таланта, а потому что я женщина!

— Александр воспринимает тебя всерьез, — тихо и уверенно произношу я, — Если бы он тебя всерьез не воспринимал, но вряд ли бы дал возможность выйти на дистанцию и побороться за победу.

— Ты правда такая дура или притворяешься? — Эрин со всей силы бьет кулаком по стене, и ее тело пробивает болезненная судорога. Обезболивающее не срабатывает, девушка сжимается в комок и, разворачиваясь спиной к стене, медленно скользит по ней вниз. Голова ее устало ложится на колени, а руки обхватывают лодыжки, — У Александра есть Рауль, который каждый заезд приносит ему золотые яйца. Первое-второе место с завидным постоянством. Я ему нужна для галочки, для престижа, что он такой особенный, поддерживает женский автоспорт. Это модно! И не больше! Ханниган никогда не делал ставок ни на меня, ни на тебя. И ты это знаешь!

Эрин приподнимает голову и смотрит мне в глаза пронзительным взглядом:

— Ты ведь знаешь! — кричит она уличительным тоном, — Ты вообще должна была заглохнуть на старте в Монтиаке! Почему у твоего Ханнигана не было запасного пилота? Почему двигатели никогда не собирались, ориентируясь исключительно на женщин?! Все всегда рассчитывается только для мужчин!

— Эрин, ты устала. Тебе необходим отдых, — вяло проговариваю, — Сегодня ты показала превосходный результат, а в следующем заезде, ты сможешь добиться большего, главное стараться и верить в это.

— Знаешь, Хендрикс, что я больше всего ненавижу? Двуличных людей, — поднимается на ноги и подходит ко мне, — Твое лживое сожаление и сочувствие откровенно бесит. Откуда ты только взялась на мою голову?

— Эрин, о чем ты?

— Появилась из ниоткуда! Вся такая правильная и хорошая! Эрин, возьми мой двигатель! Меня тошнит от твоей щедрости! Я думала ты не заведешься или застрянешь где-нибудь на старте! Но везет тебе на ровном месте! Радуйся, тебе удалось меня подсидеть! Но знай, это не продлится долго! И помни, что это мужской спорт, и здесь нем места ни мне, ни тебе!

— Я не собираюсь занимать твое место, — ровным тоном произношу я.

— Не ври мне, Хендрикс, готова поспорить у Ханнигана лежит договор на твое имя. В новом сезоне блистать будешь ты.

— Ты ошибаешься, Эрин.

Сказать мне больше нечего, молча обхожу девушку и направляюсь в раздевалку. Жаль, что в минуту слабости не у всех получается удержать свое лицо. Обижаюсь ли я на ее слова? Нет, в ней говорит обида, досада и отчаяние. К тому же есть и доля правды в ее словах. Мне чертовски повезло, что меня заметили. Это шанс один на миллион, и я им воспользовалась.

Есть и другая обжигающая истина в словах Эрин Браун, но о ней мне предстоит подумать позже.

Быстро переодеваюсь, стараясь не сталкиваться со своей напарницей взглядом.

— Донна, прости, я была резка, — раздается ее сдавленный голос за спиной, когда я собираюсь уходить.

— Все в порядке, Эрин, все хорошо, — отвечаю ей и пытаюсь улыбнуться. Меня задели ее слова, но показывать этого не собираюсь, ровно как и таить в душе злость и обиду. Вместе с тем, на искреннюю улыбку пока я не способна, но время растворит в себе неприятное послевкусие нашего прощания.

Сейчас мне кажется необходим проститься с другими вещами, чтобы гоночные приключения Донны Хендрикс точно получили свое логическое завершение. Спускаюсь на первый этаж и заглядываю в ангар. В помещении царит полутьма и пустота.

Поджимаю губы, рвано выдыхаю и опускаю плечи. Жаль. Я не успела. Болиды отправили на транспортировку.

Становится грустно, и меня насквозь пронизывает чувство неправильности происходящего. Я должна была поблагодарить свой болид за то, что он подарил мне столько неподдельных мгновений счастья. Попрощаться с ним, чтобы смело двигаться дальше. А сейчас… а сейчас по-прежнему мне чудится дух незавершенности, разделяющий меня от хорошо спланированного будущего.

— Болиды только что погрузили на автовоз, и они дружными рядами направились в аэропорт, — раздается тихий голос Генриха из темного угла ангара.

Не ожидаю застать здесь своего мужа, оборачиваюсь к нему, и он тут же оказывается рядом, притягивая меня к себе и целуя в висок:

— Знаю, как тебе важно поставить точку в этой истории. Если хочешь, мы заедем на автодром сразу же по приезду в Королевство, — гладит по спине и ожидает моего решения. Со стороны подобное поведение может показаться странным, но для меня это, и правда, важно.

— Хочу, — киваю и прячу нос у Генриха на груди.

— Поспешим, дорогая? Внизу нас ждем водитель, — подхватывает меня под руку и ведет в сторону выхода. Журналистов не видно, то ли они все еще находятся на чествовании победителей и награждении команд, то ли поджидают знаменитостей, посетивших заезд, у черного входа.

В салоне автомобиля я расслабляюсь и кладу голову Генриху на плечо.

— Где моя ваза? — спрашиваю его, подбивая на важный разговор. Не то, что я жду признаний, просто хотелось бы знать, как он планирует перевезти камень через границу.

— В багажнике, в моей ручной клади, — с зевком отвечает супруг, — Тебе неожиданно понравилась ваза, и ты желаешь доставить ее домой самолично? — расслабленно смеется, а я совершенно ничего не понимаю.

— Да? — то ли спрашиваю, то ли утверждаю.

Генрих скользит по мне внимательным взглядом и через секунду небрежно пожимает плечами:

— Хорошо, переложишь к себе, раз мне не доверяешь, — откидывает голову назад на спинку кресла и прикрывает глаза.

— Хорошо, — немного скованно киваю в ответ.

Вообще-то я своему мужу доверяю! И еще как! Если он считает, что так будет правильно, значит, именно так мы и поступим. Наверняка, у Генриха есть план, иначе и быть не может.

Выгружаем вещи из машины, и я наспех бросаю вазу на дно своей дорожной сумки. Чемоданы сдаем без лишних проблем. Их взвешивают, просвечивают специальным лучом и ставят на ленту конвейера, отправляя на погрузку. Мы же с супругом проходим в зону досмотра. Как истинный джентльмен он пропускает меня вперед. И только тогда, когда лишаюсь поддержки руки Генриха, мне становится страшно. Зачем он позволил забрать эту вазу? Почему я беспрекословно приняла ее?