Павел привык одерживать верх над людьми и судьбой, но она не собиралась ему подыграть. Ему требовалась женщина, которая спала бы с ним, поддерживала бы его, принимала гостей и вела хозяйство. И не наводила бы на него тоску. Наверное, он считал Глашу подходящей кандидатурой, полагая, что она сможет развлечь его. С ней ему было не до скуки, что правда, то правда. Но он не любил ее, она вынуждена была это признать, хотя сердце разрывалось от боли. Она всю жизнь считала, что ей вообще не нужна любовь, и вот теперь готова волком выть из-за ее отсутствия. Выходит, она, как и мать, всю жизнь искала свою, одну-единственную любовь, только другими способами. Жаль, что им обеим не повезло…

Вчера, когда в Павле взыграло его оскорбленное самолюбие, безобразная сцена зачеркнула для Глаши саму надежду на любовь, и она не собиралась больше бороться. Для нее самой любовь означала бескорыстие. Ее мама внушала ей, что любить человека – значит радоваться, когда у него все хорошо, радоваться даже тогда, когда твое собственное сердце истекает кровью.

* * *

В холле Глаша столкнулась с Кариной, которая почему-то топталась в верхней одежде возле сваленных в кучу на полу сумок.

– Карина, ты куда это собралась? – удивленно спросила Глаша у девушки.

– Разве не понятно? – вздернула та брови. – Я уезжаю.

Карина нервно скомкала шейный платок и запихнула его в карман куртки.

– Но почему?

Карина взглянула прямо в глаза девушки и спросила:

– А для чего мне здесь оставаться?

Глаша опустила голову.

– Если это из-за вчерашнего, то зря.

– Ты действительно так думаешь? – грустно спросила Карина, перейдя на «ты».

– Конечно! Все это было… недоразумение. Павел Аркадьевич извинился. Так что у тебя больше нет причин для отъезда.

– Ты говоришь слишком спокойно. Разве ты не влюблена в него? – проявила Карина неожиданную проницательность.

– Главное, что он в меня не влюблен, – откликнулась Глаша, полагая, что отпираться бессмысленно.

– Неважно, – решительно заявила Карина. – Все равно это – не мое. Знаешь, я решила начать все с чистого листа. Сейчас, когда не стало мамы. Может быть, даже в другом городе. Мне потребуется время, чтобы все обдумать и осознать свои ошибки. Пора становиться взрослой.

– Кто-нибудь в курсе того, что ты задумала?

Карина испуганно помотала головой.

– Нет! Павел Аркадьевич уехал рано утром. Свеча – вместе с ним, Эллочка все еще где-то гостит, а Наталья Алексеевна никогда ни во что не вмешивается. И я не хочу выслушивать их возражения, поэтому мне нужно поторопиться. Только вот сумки оказались слишком тяжелыми. Ты мне не поможешь? Я рассчитывала, что справлюсь сама, но после прошлой ночи сил у меня осталось до обидного мало.

– Если ты решила всерьез, то я не могу отказать тебе в помощи, – поспешно согласилась Глаша, чувствуя за собой некое подобие вины. – Подожди минуту: я поднимусь наверх и переобуюсь, а то сапоги насквозь мокрые. У меня в комнате есть сухие кроссовки. Я быстро.

– Хорошо. Я буду ждать тебя в машине. Вот эти сумки я перетащу сама, ты, когда будешь выходить, прихвати, пожалуйста, вот эту.

– Договорились.

Через несколько минут, когда Глаша уже тащила тяжелую сумку к выходу, ее окликнула Наталья Алексеевна.

– Бог ты мой! Глафира! Ты куда это опять намылилась? Павел Аркадьевич с меня голову снимет, если не застанет тебя, когда вернется.

– А когда он вернется?

– Часа через два.

– Тогда я успею. Я быстро. Нужно помочь Карине с вещами. Это займет совсем немного времени.

– А как же ужин?

– Вот все вместе и поужинаем.

Совместными усилиями девушки затолкали последнюю сумку в багажник. Глаша уселась на переднее сиденье, Карина – за руль.

Перетаскивание багажа на четвертый этаж заняло не столько много времени, сколько сил. С непривычки у Глафиры гудели ноги, а пальцы на руках не разгибались.

– Устала, да? – озабоченно спросила Карина у пытавшейся отдышаться Глафиры. – Прости ради бога, ты так меня выручила. Одна бы я точно рухнула где-нибудь между этажами. – Это была маленькая ложь: Карина даже не запыхалась, и Глаша невольно позавидовала ее молодости и здоровью.

– Не волнуйся, Карина, со мной все хорошо. Просто физическая форма оставляет желать лучшего.

– Давай я напою тебя кофе? А после отвезу обратно.

Предложение показалось Глаше заманчивым. Она улыбнулась:

– Ну, давай.

Девушка так обрадовалась, что Глаша догадалась: ей просто до смерти не хочется оставаться одной в пустой квартире.

– Если хочешь помыть руки, то вон там – ванная, – подсказала Карина. – Я буду на кухне. Обувь можешь не снимать.

Стандартная однокомнатная хрущевка производила странное впечатление из-за беспорядочного нагромождения самых различных вещей. Свободного пространства оставалось так мало, что в некоторых местах протиснуться можно было только боком. Многие вещи стояли нераспакованными, даже в ванной Глаша обнаружила какие-то запечатанные коробки.

Еще в ванной Глаша учуяла распространившийся по квартире аромат жареной арабики, который заглушил запах нежилого помещения.

Карина успела не только сварить кофе, но и красиво сервировать стол. Полотняная салфетка с петухами смотрелась очень нарядно, а маленькие чашечки, в которые Карина разливала горячий напиток, выглядели как игрушечные.

– Кофе меня научил варить мой бывший приятель – Гоша, – грустно сообщила Карина. – Он в этом здорово разбирался и старался строго следовать всем правилам. Например, никогда не пил кофе без коричневого сахара, причем клал его сразу в джезву. Вот попробуй сама. – Она передала Глаше чашечку. – Это по его рецепту. Вкус – совершенно особенный, ты заметила?

Отхлебнув глоток, Глаша вежливо кивнула. Кофе показался ей слишком крепким, а она не любила излишнюю горечь с детства. Чтобы не обидеть Карину, Глаша мужественно допила напиток до конца.

– Ты не торопишься? – просительно заглянула ей в глаза Карина.

– Вообще-то тороплюсь, но, если хочешь, могу задержаться еще немного.

– Спасибо! Мне нужно немного времени, чтобы привыкнуть. Ведь я не была здесь с того дня, как похоронили маму.

Чтобы скрыть подступившие слезы, Карина быстро отвернулась.

– Я понимаю, – мягко сказала Глаша.

– Ты пока можешь пройти в комнату, а я только сполосну чашки и приду к тебе. Я хотела тебе кое-что показать.

В комнате было еще теснее. Лишь один участок стены напротив окна оказался свободен. Фотографии покрывали выцветшие обои разноцветным ковром. Глаша с интересом принялась разглядывать снимки, пока один из них не заставил ее застыть с открытым ртом. В центре снимка на зеленой лужайке восседала довольная Муля, по обе стороны от нее сидели две женщины, которых толстуха обнимала за плечи. Затаив дыхание, Глафира несколько минут, не веря своим глазам, таращилась на Мулиных подруг. В голове у нее помутилось, к горлу подступила тошнота.