И если эта книга хоть одного человека побудит поглубже закопаться в мир комиксов, если хоть один тинейджер возьмет ее в библиотеке и поймет, что вот он, способ что-то вытащить из своей головы и вложить в чужую, и примется рисовать собственные комиксы, значит цель ее достигнута.

Страница 4, панель 4

Еще одна панель без слов. Редактор, кажется, чему-то необычайно обрадовался. Его волосы тоже, кажется, чему-то обрадовались и теперь торчат дыбом, как будто он их все время ерошил, пока говорил – наверное, это способствует коммуникации. Вообще-то так оно и есть.

Диалога нет.

Страница 4, панель 5

Предпоследняя панель. Редактору в голову только что пришла идея. Время уходит. Он поднимает палец и выдвигает предложение.

РЕДАКТОР: А знаете что? Давайте представим, что настоящее название книги – «Антология: некоторые реально хорошие комиксы, включая и фрагменты из более длинных историй, которые, по-нашему мнению, способы работать самостоятельно», а? И тогда можете спокойно игнорировать все, что я до сих пор сказал.

Страница 4, панель 6

Последняя панель. Отступаем немного назад. На небе появляются звезды. Мы все еще смотрим на редактора. Он скинул груз со своих плеч и теперь явно испытывает облегчение и довольство собой. Он даже вроде как улыбается, хотя и немного нервно, и сует руки глубоко в карманы. И как настоящий англичанин он позволяет себе наивысшую похвалу книге, которую только что представил читателю.

РЕДАКТОР: Вообще-то она, пожалуй, даже неплоха.

Это было мое предисловие к «Лучшим американским комиксам 2010 года».

Некоторая странность в пропорциях: изысканная красота Эдгара Аллана По

Мы собрались здесь все вместе, чтобы я мог рассказать вам – и себе заодно – кое-что об Эдгаре Аллане По, «Эдгаре, поэте до последнего „т“», как он однажды сам себя охарактеризовал, и о его странных стихах и рассказах, собранных под этой обложкой.

Впервые я познакомился с По в антологии под названием «Пятьдесят историй для мальчиков». Мне было одиннадцать, а рассказ назывался «Лягушонок» – выдающая сказка об ужасной мести, как-то не слишком последовательно втиснутая между историями о приключениях мальчишек на необитаемых островах или о тайных планах, спрятанных в выдолбленных овощах. Короля и семерых его придворных, высмоленных и закованных в цепи, вздергивали к потолку, шут по прозванию Лягушонок, карабкался по цепи вверх с горящим факелом… а я изумлялся и восхищался уместностью его чудовищного возмездия. Не припомню, чтобы в «Пятидесяти историях для мальчиков» встречались еще какие-то убийства – во всяком случае, ни одного столь же красочного и четко исполненного. И такой жуткой и оправданной жестокости тоже больше не было.

Внезапно По оказался повсюду. Я открыл для себя Шерлока Холмса, и в первом же рассказе – «Этюде в багровых тонах» – он принялся хулить выписанного По детектива, Огюста Дюпена, причем хулить так, что Дюпен совершенно явственно представал его, Холмса, литературным предшественником. Рассказ Рэя Брэдбери «Ашер II» лишь упрочил чары: это совсем короткий рассказ (будущее из «451° по Фаренгейту», помещенное на Марс из «Марсианских хроник»), где компанию бесчувственных критиков и реформаторов художественной литературы, фантастики и хоррора водят по дому, полному живых картин по рассказам По, и потом любуются их гибелью – от маятника, ямы, чудовищного робота-орангутана и так далее.

На свой тринадцатый день рождения я выпросил и получил «Полное собрание рассказов и стихов Эдгара Аллана По». Я не имел совершенно никакого понятия, годится ли писатель По для тринадцатилетних мальчиков, но до сих пор помню необратимую прелесть телесной кончины месье Вальдемара по выходе из транса; и дрожь волнения при первом прочтении «Маски Красной смерти», и обреченные попытки Просперо продолжать бал, и ту самую, последнюю, идеальную фразу… Я помню, как от восторженного ужаса встали дыбом на шее волоски на первых же словах «Сердца-обличителя», когда рассказчик заверяет читателя, что он не сумасшедший, – я-то понимал, что он лжет. Я помню, как гадал (и продолжаю гадать сейчас), чем же Фортунато умудрился так оскорбить Монтрезора, что все это вылилось в то путешествие через сырые катакомбы в поисках бочонка амонтильядо.

Все это было тридцать лет назад…

Но даже сегодня я время от времени все равно возвращаюсь к По. Недавно на долгом перегоне со Среднего Запада во Флориду компанию мне составила аудиокнига рассказов и стихов По, начитанная Винсентом Прайсом и Бэзилом Рэтбоуном. Они открылись мне с новой, неожиданной стороны. Я смаковал этот опыт: нестись сквозь ночную тьму, параллельно слушая рассказы людей, страдающих от болезненной обостренности чувств… рев «не скотов и не людей, но вурдалаков»… гул колоколов, в которые они били…

– …Даже ради спасения моей души я не вспомню, как, когда и даже где в точности впервые встретил леди Лигейю, – вещал бархатный голос покойного Винсента Прайса, и стояла полночь, и я въезжал в горы Теннесси, и искренне беспокоился за рассудок рассказчика, одержимого своей мертвой женой – почти матерью, – возвратившейся в виде обвитого в пелены мертвого тела второй жены… так что я даже свой поворот на шоссе пропустил.

Эдгар Аллан По писал стихи, рассказы, критику, статьи. Он был профессиональный писатель, который поддерживал в себе жизненные силы одной лишь литературой и большую часть этой самой жизни содержал свою жену и по совместительству кузину Вирджинию (он женился на ней, когда ей было тринадцать; умерла она в тридцать пять, большую часть этого срока умирая у него на руках) и ее мать Мадди. Он был тщеславен, завистлив, добросердечен, душевно надломлен, склонен к меланхолии и мечтательности. Он изобрел малую форму, известную нам ныне как детективный рассказ. Он писал истории о кошмарах и ужасах, которые даже критики признавали высоким искусством. Значительную часть жизни у него были проблемы с деньгами и с алкоголем. Умер он в бедности – скончался в больнице в 1849 году, после того как целую неделю провел неизвестно где. Возможно, он все это время просто пил в одиночестве.

При жизни он был лучшим писателем Америки – поэтом и мастером своего дела, которое приносило ему крайне мало денег. Его стихи (того же «Ворона») разбирали на цитаты, обожали, пародировали и бранили, пока писатели, которым он завидовал (тот же Лонгфелло), пользовались куда большим коммерческим успехом. И все-таки По, при всей его короткой жизни и нереализованном потенциале, читают до сих пор, и лучшие его рассказы невероятно успешны, легко читаемы и современны – насколько только может пожелать писатель. Мода на мертвых писателей приходит и уходит, но По, держу пари, превыше всякой моды.

Он писал о смерти. И еще о многом другом, но смерть и возвращение из мертвых, голоса мертвых и память о них пронизывают все работы По. Подобно драматургу Джону Уэбстеру в стихотворении Элиота, По «был во многом смертью одержим. Он череп различал под кожей». Впрочем, в отличие от Уэбстера, он видел не только череп, но и кожу, что некогда его покрывала.