И тут, как я и ожидал, я увидел Карин. Совершенно нагая, она сидела на качелях, ухватившись руками за веревки, и глядела на меня. Широкие поля соломенной шляпы с зеленой лентой затеняли грудь и плечи, покрытые сверкающими каплями воды, а закат, сочившийся между кустов лещины, окрашивал кожу живота и бедер всеми оттенками пламени.

Я двинулся навстречу ей. Выгнувши спину дугой, Карин спрыгнула с качелей и встала, не отводя от меня взгляда. Так мы и стояли друг против друга: я, исполненный дневного жара, и она, веющая прохладой и свежестью трав, примятых босыми ногами. Мне стало так страшно, что захотелось сбежать или преклонить колени, но она схватила меня за руку:

– Теперь ты знаешь?

– Да.

– Кто я?

– Твое имя нельзя называть. У тебя много имен.

– Ты нужен мне, мой раб, мой повелитель.

Она раздела меня донага и, опустившись на колени, начала ласкать в свое удовольствие, а потом потянула за собой, в зеленое, согретое солнцем небо.

Наша сущность вознеслась далеко-далеко. Я четко видел, что трава у меня перед глазами и у головы Карин на самом деле была лесным массивом в сотнях футов под нами. Зеленому жуку, уцепившемуся за травинку, пришлось бы слишком долго ползти, поэтому он улетел в далекие просторы. Тем временем я осознал, что алые облака и восходящая звезда подо мной, время от времени посверкивающая за ее плечами, были символами, хорошо знакомыми Феодоре, Фрине и Семирамиде. От глубины у меня кружилась голова, я утратил счет времени, пробираясь сквозь заболоченную чащу близ того самого моря, по которому плыл бык, неся на спине Европу. По счастью, на берегу паслась крылатая белая кобылица. Я вскочил на нее и ускакал прочь, в город на краю света, не знающий времени, где тело и разум человеческий растворяются в волшебном пруду, а потом возрождаются, чтобы своими слезами благословить других, хотя и не могут рассказать о своих мытарствах. А потом меня, утонувшего, в сонном забытьи, повезли домой через безбрежный океан на быстроходном корабле Алкиноя, царя феаков.

Когда я проснулся, в чистом ночном небе сияли звезды. Юпитер был так ярок, что в его свете дрожали тени. Я в полном одиночестве лежал на траве, скомканная одежда валялась рядом. Я продрог. Скрещенные столбики качелей мрачно чернели в мерцании звезд, лужица воды под колонкой впиталась в землю, а в дальнем конце сада призывно ухала сова. Я встал, собрал вещи, нагишом пересек газон и вошел в распахнутые двери гостиной.

В спальне Карин спала беспробудным осенним сном деревьев. На миг я склонился над ней, однако не стал целовать. Ее дыхание пахло свежестью и какой-то яблочной сладостью, обнаженные руки лежали поверх легкого покрывала. Не умывшись и не почистив зубы, я лег рядом с ней и скрылся в сон, как загнанный зверь скрывается от охотников в густых зарослях.

Я проснулся с головной болью и через несколько минут сообразил, что нездоров. Все тело ломило. Я внушал себе, что недомогание надо перебороть, но не мог ни встать, ни тем более думать о предстоящем дне. Горло саднило, боль при глотании отдавалась в ушных проходах.

Услышав плеск воды в ванной комнате, я окликнул Карин.

Она сразу же вышла ко мне, мокрая, с полотенцем на плечах, и присела на кровать:

– Ах, Алан, неужели я так ужасно выгляжу? Я больше не нравлюсь тебе нагишом?

– С чего ты взяла?

– С того, что ты зажмурил глаза и отвернулся.

– Прости, любимая, это я бессознательно. Боюсь, мне нездоровится. Наверное, вчера ночью я простыл.

– Потому что ночью было сыро? Ох, это я виновата, оставила тебя, спящего, в саду. Но сегодня среда, Liebchen, так что оставайся дома, выздоравливай. А я поеду в магазин на автобусе и к обеду вернусь. Вдобавок миссис Спенсер вот-вот придет убираться, она за тобой приглядит. Сделать тебе чаю?

Я недоуменно уставился на Карин мутными от жара глазами. Она вела себя как ни в чем не бывало, ласково и беспечно, и от этого почему-то казалась чужой.

– Карин, что вчера произошло?

– В каком смысле?

Я снова отвернулся, уткнувшись пылающим лицом в подушку:

– То есть как это… Ох, не знаю, мысли путаются. В смысле, что это вчера было?

– Милый, ты прекрасно знаешь, что произошло. Ты же был со мной.

У меня не осталось сил подыскивать слова, но выговориться было так же необходимо, как ответить на телефонный звонок.

– Карин, извини. Представь, что я утратил память или что-то в этом роде, и расскажи мне, что вчера случилось, как будто я ни о чем не знаю.

– Любимый, наверное, ты и впрямь очень болен.

– Прошу тебя! – простонал я.

– Ладно. Только не волнуйся. С чего бы начать? Стояла страшная жара, настоящее пекло. Я приготовила на ужин мясную нарезку и салат – кстати, мы так и не поужинали, даже к рислингу не притронулись, – а потом решила выйти в сад и наполнить впадинку под колонкой. Ну, ты же рассказывал, что в детстве вы с Флик там плескались. Так вот, я улеглась в воду и лежала там целую вечность. Так приятно! А затем… Ох, Алан, все это так глупо звучит! Тебе и правда хочется знать, что было дальше?

– Да-да, продолжай.

– Затем я села на качели и забыла обо всем, а потом услышала, как ты идешь через кусты. Ты вышел из зарослей, как дикий козел из леса, набросился на меня и целых полчаса… В общем, даже по нашим меркам это было великолепно. Вот, сам посмотри, я вся исцарапана – и здесь, и здесь… Ну, все это я заметила позже. А потом ты уснул, будто тебя колотушкой оглушили. Тогда я решила… Алан, прости меня, пожалуйста, я не думала, что ты простудишься… В общем, я решила: ну и пусть спит здесь один, как царь вавилонский, – и ушла в спальню. Одна. У меня просто сил не осталось, сам понимаешь, после такого… Конечно, это неблагодарно с моей стороны, ведь ты прекрасный любовник, и я знаю, что нужна тебе так же, как ты нужен мне. Но… Ох, Алан, я просто не понимаю, зачем ты так со мной! Нет, понимаю. Как выразился бы мистер Стайнберг, ты на меня давишь. Я должна раскаяться в том, что оставила тебя одного?

– Нет, что ты! Ничего подобного, честное слово! – У меня ужасно болело горло, и выразить свои мысли я не мог. – Карин, милая, вспомни, что именно ты мне сказала. Ну, когда ты сидела на качелях, а я к тебе подошел.

– Наверное, я что-то сказала, только сейчас не припомню… А тебе что, нужно дословно? Для чего?

– Нет, любимая. – Я схватил ее за руку. – Просто… может быть, ты испытала что-то необычное?

– Еще как испытала! У меня даже дух перехватило. Алан, я же говорю, ты был великолепен! Ну как тебя еще похвалить?

– О господи, я совсем не о том! Я имею в виду транс… а ты… ты была… – В полном смятении я замялся.

– Транс? Ох, бедняжка, по-моему, ты бредишь! Так, лежи здесь и…

– Карин, ответь мне! Ну почему ты как тайна, в которую невозможно проникнуть!