– Ты волен отправиться в путь в любой момент, – сурово перебила его Шеннон. И хотя в глазах ее стояли слезы, голос ее не дрогнул. – К чему повторять, Бич! Мы уже говорили об этом десятки раз! Другое дело, если бы ты сказал мне что-то новенькое…

– Будь готова выехать еще до полудня, – сказал Бич, повернулся и зашагал прочь. За ним увязался было Красавчик, но Бич коротко приказал псу оставаться с хозяйкой.

Бич шел к золотоносному участку энергичными, широкими шагами, надеясь, что это поможет ему вытравить неутолимое желание к девушке с волосами цвета осенних листьев и сапфировыми, как полуденное небо в горах, глазами.

Хотя в глубине души он отдавал себе отчет в тщетности подобных усилий.

Никто и ничто не сравнится с Шеннон, кроме солнечных восходов, которых он еще не видел. Дальние страны звали его, сулили свободу и обещали поведать и открыть ему великие, сокровенные тайны.

Все же к тому времени, когда Бич добрался до участка, ему в какой-то степени удалось восстановить душевное равновесие. Тем не менее когда Рено увидел брата у входа в туннель, он отметил про себя, что у Бича взгляд затравленного волка;

– Что-то потерял? – доброжелательно спросил Рено. В зеленых глазах его отразился немой вопрос.

– Золото, – коротко пояснил Бич.

– Где?

– В твоем загоне для скота.

– Нельзя ли поподробнее и потолковее? – попросил Рено.

– Сколько, по твоему разумению, шансов на то, чтобы найти золото на участке Молчаливого Джона?

– Настоящего золота? Чтобы можно было купить на него бекон, бобы и свободу тупоголовому бродяге?

– Да! – рявкнул Бич.

– Столько же, сколько в преисподней.

– Так много? – хмыкнул Бич. – Я лично оцениваю шансы гораздо ниже.

Несмотря на раздражение, которое он испытывал все это время к брату, Рено широко улыбнулся:

– Я просто хотел тебя подготовить… А если по правде, то в конском навозе золота будет побольше, чем на этом участке.

Бич разразился каким-то скрипучим надсадным смехом.

– Да, я пришел к такому же выводу, – сказал, оборвав смех, Бич. – Но Шеннон рассказывала о том, что Молчаливый Джон приносил куски руды с большими вкраплениями золота.

– Может, Молчаливый Джон брал это на участке, который принадлежит самому Господу Богу? Но он лежит не по течению ручья Аваланш-Крик, – уверенно заявил Рено.

– Шеннон может не знать об этом.

– Она узнает, когда я ей скажу.

– Не надо, – решительно сказал Бич.

Рено молчал, ожидая объяснений.

– У тебя сохранились самородки и золотой песок, собранные на твоих старых участках? – спросил Бич.

Рено кивнул.

– Выкопай один из испанских слитков, которые Ева мне подарила, – сказал Бич. – Возьми его в обмен на самородки и золотой песок.

– Бери пожалуйста. Но у меня этого добра не так много.

– Сделай что-нибудь с моим золотом. Дроби его, переплавляй или взрывай динамитом. Делай с ним что хочешь, только преврати его в куски.

Черные брови Рено удивленно приподнялись.

– Привези сюда Еву, – продолжал Бич. – Подложи на этот дурацкий участок золото. Устрой представление с испанскими стержнями. Делай что тебе заблагорассудится, но только заставь Шеннон поверить, что это золото – из участка Молчаливого Джона.

– Если я выполню то, о чем ты просишь, то здесь окажутся по крайней мере три вида золота, – возразил Рено. – И они будут сильно отличаться по цвету. В моем золоте в одном случае больше примесей меди, в другом – серебра.

– Ну и что из этого?

– Золотоискателя, который хорошо знает прииски в долине Эго, трудно одурачить таким образом, – не терпеливо пояснил Рено.

– Это не проблема. Шеннон не отличит золото от гранита.

Рено снял шляпу и хлопнул ею по ноге. От его брюк пошла пыль.

Бич напряженно ожидал ответа.

Рено еще несколько раз хлопнул шляпой, затем резко натянул ее на голову.

– Ладно, – сказал Рено. – Я вернусь через шесть дней с Евой и запасом золота, которого хватит для того, чтобы Шеннон ушла из долины Эго, а ты – освободился от нее.

Веки Бича дрогнули, словно от боли, но он промолчал. Взглянув на солнце, он после паузы сказал:

– Постарайся управиться за четыре дня.

– Господи Боже мой! Если тебе так не терпится, дуй к своим солнечным восходам хоть сейчас. Я сам позабочусь, чтобы представление прошло нормально.

Бич медленно покачал головой:

– Дело не в этом… Чем дольше я с ней пробуду…

Внезапно повернувшись, он зашагал прочь, так и не закончив фразы. Он не знал, как объяснить то, что с каждым днем ему будет все труднее заставить себя расстаться с Шеннон. И боль расставания с каждым днем будет все острее.

«Ведь у меня никогда не было в мыслях причинять тебе боль, сладкая девочка».

Но он знал, что причинит.

То вдохновляясь надеждой, что поиски золота будут удачными, то приходя в уныние оттого, что найденное золото будет означать расставание с Бичом, Шеннон наблюдала, как Рено работал в паре с изящной молодой женщиной, цвет волос которой напоминал цвет золотого песка. Движения обоих были плавными, красивыми и удивительно слаженными.

Когда Рено и Ева повернулись, Шеннон увидела, что каждый из них между большим пальцем и ладонью держал конец испанской стрелки. Разветвленные концы стержней, переплетаясь, касались друг друга.

Ни Рено, ни Ева на стрелки не давили. И вообще казалось, что нет никакой видимой причины, чтобы стержни оставались переплетенными, пока Рено и Ева шли по буграм и выемкам.

Тем не менее стержни сохраняли это положение.

– Невероятно!

Шеннон почему-то произнесла это шепотом.

– Ты о стрелках? – спросил Бич.

– О том, как Рено и Ева вместе двигаются. Такое впечатление, что испанские стержни связывают их в единое целое.

– Рено однажды сказал, что, если бы лунный свет стекал как вода, он бы чувствовал его токи так же, как он ощущает стрелки, когда они в его руках и руках Евы. Может, отдает мистикой, но так оно и есть.

– Это похоже на то, что я испытывала, когда мы… – Голос Шеннон пресекся, а на щеках вспыхнул румянец.

Быстрый взгляд серых глаз Бича сказал ей, что он понял, о чем она подумала.

– Да, вот так, сладкая девочка… Переплетаются, движутся, покачиваются… Только наши токи идут скорее от солнца, а не от луны.

Шеннон улыбнулась и, изо всех сил пытаясь скрыть дрожь в голосе, подтвердила: