— Вынуждена? — переспросил он самым твердым голосом, на какой был способен. — Убить их? Всех? — Здесь голос у него все-таки слегка дрогнул. — Даже Элоизу?

Клеманс, не переставая в него целиться, на мгновение опустила глаза на рукопись. В ее голосе зазвучала едкая насмешка.

— Твоя лапушка, может, единственная, для которой я могу допустить капельку умысла. Иначе зачем я собирала этот яд, орехи хоту, о которых мне три дня назад рассказал Пито? Судя по справочнику маркизской флоры, который лежит в зале Маэва, действию хоту требуется не больше часа. Полный паралич сердца. Даже если полицейские с Таити догадаются взять с собой судмедэксперта, пока они доберутся, сердце прекрасной Элоизы часа два как перестанет биться.

В горле у Янна поднялся едкий комок. Его сердце тоже остановилось, но, в отличие от Элоизиного, тотчас забилось снова с бешеной скоростью. Капитан старался успокоиться, не выдав, как ему страшно.

— А теперь, — продолжил Янн, — когда ты устранила четырех своих соперниц, ты, после того как заставишь замолчать и меня, займешься остальными свидетелями? Танаэ. Пито. И девочки тоже? Майма, Моана, По?

— Не беспокойся. У меня есть план… И даже не один.

— Я предполагаю, что мне в твоих планах места нет.

Клем выглядела искренне огорченной.

— Ты же сам прекрасно знаешь. Ты неглуп. Я ничего против тебя не имею, поверь мне, но не могу оставить тебя в живых.

Янн знал, что играет по-крупному. Он сдерживал себя, не смотрел на часы, не вцепился в рукопись, не бросился выхватывать нацеленное на него оружие, не помчался на помощь Элоизе, да просто не выскочил за дверь с криком «Беги, Майма, беги», рискуя получить пулю в спину.

Надо было ждать. Тянуть время.

— По крайней мере, я имею право знать…

— Что знать?

— Скорее, понять. Понять почему.

Клеманс, вздыхая, демонстративно разглядывала сиреневые цветы гибискуса, украшавшие простыни, но все же ответила:

— Нечего здесь понимать. Это просто несчастный случай. В первый день я всего лишь отдала Пьер-Иву свои сценарии, свои заявки, свои синопсисы, несколько новелл, несколько набросков романов. Всего-навсего клочки бумаги, покоробившиеся, мятые, исчерканные. Черновики… Черновик моей жизни. Ведь без черновика и надеяться нечего, что жизнь станет безупречной?

Янн промолчал и только машинально кивнул, показывая, что ждет продолжения.

— Так вот, все шло хорошо, я даже думаю, что никогда не жила так гармонично. Я была в раю, целыми днями писала или плавала с Маймой. На следующее утро я услышала, как Пьер-Ив разговаривает по телефону с Серван Астин, рассказывает о великолепной, оригинальной, редкой рукописи. Я не могла поверить, что он так говорит об одном из моих текстов. Как будто открылось окно в другую жизнь. Как будто в глубине души я всегда знала, что эта минута настанет, что мой талант признают. Я в самом деле начала в это верить, когда он назначил мне свидание, я просто получила сообщение в своем бунгало через несколько часов после того, как он исчез. Он предложил мне среди ночи, когда все уснут, встретиться с ним в хижине мэра над портом. Меня это не слишком удивило, это укладывалось в его инсценировку, но я, как и другие, строила предположения.

Первое, что я почувствовала, войдя в хижину, был запах духов Мари-Амбр. Его любовницы! Он, наверное, несколько дней перед тем приводил ее в свою гарсоньерку. Мне на это было наплевать. По крайней мере, ПИФ спал с ней не из-за ее таланта, а она спала с ним не из-за его денег. Во всяком случае, я так думала.

А потом все перевернулось. Необыкновенная рукопись, о которой он рассказывал своей издательнице, была не моя, а этой Элоизы Лонго. Пьер-Ив вернул мне мои бумажки, которые едва проглядел. Только измял еще сильнее, хорошо еще, не скомкал. Он отбрасывал мою жизнь… Яростно, чтобы не оставить мне ни малейшего шанса.

Не строй никаких иллюзий, Клем, — наотмашь бил он меня, — не теряй времени, читай, читай, читай сколько хочешь, но писать — это не для тебя, никто никогда тебя не напечатает, никто, у тебя нет никакого таланта, личности, своего мира. Он говорил как строгий преподаватель, безжалостно, потом ему все же хватило такта извиниться, ему очень жаль, но он обязан был сказать мне правду, всю правду.

Я заплакала и, думаю, растрогала его. Или же все было продумано заранее. У Пьер-Ива был сценарий. Но не у меня! Он все время твердил, что даже если правда жестока, лучше ее знать, и что если я не хотела знать, так не надо было у него спрашивать, а сам тем временем приближался ко мне.

Он стер мою готовую пролиться слезу, сказал, что очень ко мне привязался, и все тише и тише, наклонясь к моему уху, — что он мог бы помогать мне, давать советы; к моей шее — что я красивая, потому он меня и выбрал, что он наскоро пролистал для конкурса несколько сотен анкет читательниц, почти не заглядывая в их заявки, что я идеально совпадаю с его типом женщины, страстная и естественная… к моим губам…

В комнате не продохнуть было от запаха духов Мари-Амбр, я плюнула ему в лицо, но он не отшатнулся, напротив, обнял меня, приговаривая «успокойся, успокойся», стиснул, придавив груди, я чувствовала, как он притирается ко мне членом, он бы меня изнасиловал, понимаешь, он бы меня изнасиловал.

У стены стояло охотничье ружье мэра. Я схватила его за ствол и ударила. Прикладом по черепу. Он упал замертво, думаю, я его сразу убила.

Я заорала.

И из темноты эхом ответил еще чей-то крик.

При свете луны и далекого фонаря я увидела убегающую Мартину. Видела ли она меня? Слышала? Узнала?

И вот тогда, Янн, можешь мне верить или не верить, именно в тот момент я и начала импровизировать. Потому что у моих ног в луже крови лежал мертвец — человек, которому я проломила висок, человек, который только что сломал мне жизнь, а я оборвала его жизнь. В таких случаях не думают, а действуют. ПИФ разрушил мою мечту, и я погрузилась в кошмар.

И принялась за работу. Это как со списком дел, которые выполняешь одно за другим и вычеркиваешь.

Пикап Танаэ был, как всегда, припаркован у ворот «Опасного солнца», ключи на обычном месте в зале Маэва, который на ночь никогда не закрывают. Мне оставалось только вернуться с машиной к хижине мэра и загрузить в пикап тело ПИФа. Я придумала, где его спрятать — в хижине под баньяном, рядом со старым кладбищем Тейвитете, никому не пришло бы в голову искать его там. Можешь мне поверить, глупее не придумаешь, чем тащить здоровенную тушу ПИФа по крутой тропинке, где внедорожнику не пройти. Разве это не доказательство, что я все решала на ходу? Вернулась я совершенно измученная.

В «Опасном солнце» все спали — даже Фарейн, которую я в прошлый раз видела читающей на террасе, скрылась в супружеском бунгало. По крайней мере, Мартина не подняла тревогу. Я должна была этим воспользоваться. Я напросилась к ней. Чтобы поговорить. И это тоже вышло глупо. Думаю, в хижине мэра она меня не узнала, а вот когда я появилась среди ночи, она все поняла. Поняла, что это я ударила ПИФа, а не то, что я проделала с его телом потом. Мартина была из тех, кто воображает, будто такие вещи случаются только в книгах. У меня не было выбора, или она — или я.