их любимчики-герои. А теперь ты исчезаешь, когда в голову взбредет, а я и знать не знаю, куда ты отправился, что там делаешь и когда вернешься!

Дыхание мое участилось. Все выплеснула, что вертелось в голове после приезда Федры, после жертвоприношения козленка, даже слов помягче подобрать не успела.

– Ты никогда не говорила, что недовольна моими путешествиями, – заметил Дионис.

Он смотрел на меня беззлобно, но губы, изогнутые обычно веселой ухмылкой, сурово сжал.

– А ты не спрашивал, довольна ли, – съязвила я. – И не хочу ли отправиться с тобой. Почему, интересно?

Он выпрямился.

– Да ты никогда не хотела со мной!

– Мы долго можем так ходить по кругу и спорить, – пробормотала я. – Но теперь моя очередь отлучиться, и я поеду.

Развернулась уже, чтобы гордо выйти, но он мягко поймал меня за плечо.

– Я тебя не останавливаю. Просто хочу уберечь от страданий. А Федра… Я видел путь, на который она ступила. Добром это не кончится.

Я поборола переполнявшие душу чувства. Проглотила слова, которые хотела ему сказать, но сейчас не было времени. Взяла его за руку.

– Тогда ты наверняка понимаешь, что я должна попытаться помочь ей, как только смогу, пока еще не слишком поздно.

Он не сказал мне, что уже слишком поздно. И хотя бы за это я была благодарна. Стоял на берегу с четырьмя старшими сыновьями и махал нам рукой на прощание. Огромный корабль взрыхлил носом воду, и я крепко прижала к себе Тавропола – не выскользнул бы из рук! – но малыш махал пухлым кулачком за нас обоих.

Корабль Диониса шел быстро и плавно. И скоро мы достигли Афин, хотя мне показалось, что вечность прошла. Федра, должно быть, расставляла превосходных дозорных, ведь уже ждала меня в порту. Улыбалась натянуто, одними губами.

– Ариадна, – сказала она, когда я спустилась с высокого борта на скрипучую пристань.

– Федра! – поспешно приветствовала я ее.

– Что это привело тебя так скоро?

Я подошла к ней поближе, сказала потихоньку, чтобы свита ее не услышала:

– Не хотела оставлять все как есть.

Она пожала плечами.

– Что ж, рада видеть тебя в Афинах, сестрица. – Тон ее, правда, говорил об обратном. – Идем. Подъем ко дворцу крутой. Как в Кноссе когда-то. Ты отвыкла, должно быть.

Никак не ожидала, что так растеряюсь, оказавшись в шумном порту. Я не только взбираться по длинным лестницам отвыкла, но и передвигаться в оживленной, суетливой толпе после стольких лет тишины и покоя на Наксосе. Надо было и правда путешествовать с Дионисом хоть иногда. Я позволила себе отдаться плавному течению идиллической мечты, а тут вдруг опять очутилась в настоящем мире и сопротивлялась потоку, грозившему, кажется, меня унести. Хорошо хоть Тавропол был крепко привязан к груди.

Толпа, конечно, расступалась перед Федрой. А я следовала за ней тенью и думала, как же так вышло.

Когда мы поднялись на вершину, Федра резко повернулась ко мне.

– Если ты явилась с нравоучениями… – начала она.

Я подняла руки.

– Не за этим я здесь, уверяю тебя.

Она немного смягчилась.

– Хорошо. Потому что Тесей еще не вернулся, и я собираюсь поговорить с Ипполитом сегодня же.

Узнав, что Тесея нет во дворце, я вздохнула с облегчением. Помедлила, тщательно подбирая слова.

– И что, по-твоему, он ответит?

Федра откинула волосы с лица.

– Невозможно чувствовать такое – чувствовать каждой косточкой, ощущать с кем-то такую связь и не получать взаимности. Он то же самое испытывает, иначе быть не может.

Казалось, я иду по замерзшему озеру, о котором Дионис однажды рассказывал – видел такое в одной далекой земле. Шагать нужно очень аккуратно, чтобы лед не треснул под ногой и меня не затянуло в стылую глубину.

– Я не хочу судить тебя Федра, клянусь. А только сказать, что когда-то чувствовала то же самое к Тесею, однако он бросил меня умирать.

– Ипполит не похож на своего отца. – Она помолчала. – Поэтому я его и люблю.

Как же упорно она, упрямая, отказывалась слушать! Но я рада была, что явилась именно в тот день, когда Федра решила объявить о своей любви. Может, потом, испытав жгучую боль унижения, она захочет со мной отправиться.

Мы вошли в прохладную тень двора. Федра предложила мне присесть на ложе, сказала, что принесет воду и виноград – освежиться с дороги. Я ослабила перевязь, взяла Тавропола под мышки и поставила к себе на колени, крепко придерживая. Его большие темные глазенки с интересом рассматривали незнакомую обстановку.

Я заметила движение за одной из нарядных колонн, окаймлявших двор. Вышел юноша. Точно такой, как Федра описывала. Высокий, статный, крепкий, он просто светился жизненной силой. Приблизился учтиво, хотя и робко. И как только мог Тесей породить столько неиспорченного, судя по всему, юношу?

– Ты, должно быть, Ипполит. А я Ариадна, сестра Федры.

– Я так и понял, – ответил он. – Тогда, выходит, ты моя тетушка.

– Ну… наверное, – я замялась, смутившись.

Улыбка Ипполита дрогнула. Он беспокоился, похоже, не переступил ли какую-то грань, не слишком ли бесцеремонен, но дело было совсем в другом. Если меня он считает тетушкой, значит, в Федре видит мать. На мгновение я прикрыла глаза, отчаянно желая, чтобы она оставила свои безнадежные мечты.

Вернулась Федра, стремительно вышла из-за колонн с блюдом винограда. Но, обнаружив стоявшего передо мной Ипполита, резко остановилась.

– А! Вижу… вижу, ты уже познакомился с моей сестрой, Ипполит.

Как он ничего не замечал, я не могла постичь. То ли простодушен необычайно, то ли актер превосходный. У меня на глазах Федра превратилась в ту самую тринадцатилетнюю девчонку, наблюдавшую триумф Тесея на арене – глаза ее округлились от восторга, руки дрожали – да-да, дрожали! – и серебряное блюдо ходуном ходило, как лодочка в бурных волнах.

Ипполит, может, ничего и не замечал, но слуги Федры, свита да всякие прихлебатели все замечали прекрасно, я готова была поспорить. И удивилась бы, не стань сестра во второй уже раз предметом дворцовых сплетен.

– Ты в конюшни направляешься? – спросила она, трепеща.

Ипполит кивнул.

– Да.

– Я тоже туда приду, попозже.

Она покраснела до самых корней золотистых волос.

– До свидания, – сказал он, как видно, по-прежнему ничего не понимая. Склонил голову передо мной. – До свидания, тетушка Ариадна.

Стоило Ипполиту уйти, мягкости ее как не бывало, вновь Федра обдала меня раздраженным холодком. Сердито сверкнула глазами: попробуй что-нибудь скажи!

Я ела виноград. Может, и лучше, если она сейчас ему откроется, сколь бы болезненно это ни было. Когда все рухнет, мы сможем вместе покинуть Афины, и я надеялась, что случится это до возвращения