Подобных мер безопасности не помнили за всю историю Дозоров.

Не потому даже, что угроза была поистине страшной. Просто Иным никогда не требовалась такого рода охрана.

Оперативникам строжайше запретили входить в Сумрак, смотреть сквозь него и даже – в качестве дополнительной предосторожности – распорядились снять амулеты. Так что плечистые молодцы маялись у одного из подъездов «Ассоли», высматривая ночных гуляк самыми обычными глазами. Подъезд был не заселен. Вероятность того, что покупатель пойдет смотреть люксовую квартиру в четыре часа утра, стремилась к нулю; вдобавок двери подъезда заперли изнутри. Собственно мероприятие проходило на самом верхнем этаже здания. Ревоплощение нельзя было провести, не прикасаясь к Сумраку. Утешала меня только надежда, что область влияния Невидимки не безгранична и двадцать второй этаж – не шестой, на котором свалило шефа Дневного Дозора…

В огромной квартире-студии, пустой, запудренной цементной крошкой, не было никакой мебели, кроме десятка складных стульев – и широких подоконников. На одном из подоконников примостился наблюдатель от Инквизиции, старый знакомец Эдгар, который явно чувствовал себя неуютно, лишенный мощного набора амулетов.

Доброволицей для временного ревоплощения несчастной Сони Лагутиной вызвалась Юля. Сейчас, в середине полутемного зала, она стояла, выламывая пальцы: все-таки процедура предстояла, мягко говоря, неприятная, а я еще тянул с началом. Известно ведь, что хуже нет, чем догонять и ждать…

Гесер поймал мой взгляд и ободряюще кивнул.

…Соня, приди к нам.

Сонечка, ты нам очень, очень нужна.

Возвращайся. Поднимись из Сумрака, мы примем тебя обратно в жизнь.

Мы тебя ждем.

Я звал ее, словно заплутавшего в лесу ребенка. Словно потерянную мать. Словно далекую возлюбленную…

Иные умирают не так, как люди. Утратив тело, лишенные возможности вернуться в обычный мир, они бродят в Сумраке смутными тенями, тоскующим, дрожащим маревом. Их можно вернуть. На время или насовсем – зависит лишь от количества истраченной Силы.

Силы у меня было достаточно.

От напряжения кружилась голова, я звал и звал, исходил зовом…

Но Соня не откликалась.

Юля смотрела на меня с мукой.

Ни призрака. Ни искры.

Я выпал из Сумрака. Буквально выпал, потому что не удержался на ногах и сел на пол. Голова кружилась. Я повалился вперед, ударился локтями, свернулся в бессильный комок…

– Борис Игнатьевич, – выдавил я, – ее нет!

– Нет… – тихо повторил Гесер. – Ну что ж…

Кажется, он не удивился.

– Ну-ка, – резковато произнесла Ольга, – дай я попробую.

Юля обреченно прикрыла глаза.

Я почувствовал, как Сила Ольги рванулась в Сумрак, пытаясь проделать то, что не удалось мне; голос любящий, страстный, отчаянный… Но Сумрак молчал, он не мог отдать нам мертвую Соню Лагутину.

Потому что ее – в нем – не было.

– Нет, – прошептала Ольга упавшим голосом.

В огромном, пустом, гулком здании содрогнулось эхо. Пелена туч укрыла луну.

– Что же, – сказал Гесер, – вот теперь у меня, собственно, и не осталось сомнений. Спасибо, Юля, Антон, Ольга. Простите.

В офис Ночного Дозора на Соколе ехали вместе. Начальники обоих Дозоров около получаса беседовали с глазу на глаз, после чего Завулон уехал, а Гесер пригласил меня к себе.

Шеф стоял у окна с чашкой кофе в руке. Он заговорил первым, не глядя на меня, ровно и невозмутимо.

– Зарукавье Джамшида, – сказал Гесер, – строго говоря, не имеет отношения к ясновидению. Ты же знаешь о Зеркале? Оно давно сгинуло, к несчастью… Зеркало показывало обладателю любое место и время, любой момент прошлого, настоящего и будущего, но перед тем, как им воспользоваться, следовало выбросить из головы собственные фантазии о том, что тебе предстоит увидеть. Иначе Зеркало показало бы то, что ты хочешь, а не то, что есть на самом деле. Так вот, чистоту мыслей мага обеспечивало Зарукавье. Я не знал, кто или что есть Невидимка, и слишком боялся потонуть в вымыслах.

Он подошел к столу и поставил чашку. На столе россыпью лежали несильные амулеты, отчего он походил на уличный прилавок с дешевой бижутерией.

– Теперь знаю, – сообщил Пресветлый без особой радости. Сел, откинулся на спинку кресла и провел ладонью по лицу.

– Мы его найдем?

– Да, – уверенно ответил шеф. – Дозоры на некоторое время приостановят работу ради сокращения рисков. Все инициированные Иные уже предупреждены. Искать будем обычными милицейскими методами. В угрозыске у нас тоже есть свои… Я думаю, Невидимку кто-то пригласил. Такие, как он, к туризму не склонны.

– И что с ним можно сделать?

Гесер покачал головой.

– Мы просто поговорим. Объясним все. Думаю, его удастся убедить вернуться домой. А если нет… – Великий Светлый отхлебнул кофе и очень тихо сказал: – «Белое марево» или «тени владык» он просто не заметит, а вот пуля в затылок… Не смотри на меня так, Антон. Вспомни, сколько Иных он погубил. И я полагаю, что обойдется без этого. Им же положено обладать мудростью и состраданием…

– Кому – им?

– Невидимкам, – пожал плечами шеф. – Рождаются они людьми, а потом что-то проделывают над собой, преображаясь в Невидимок. Это, к счастью, происходит крайне редко и почти никогда – в Европе. Да и в Азии многие считают их мифом или иносказанием. Шарлатанов же всегда больше. Никто, разумеется, не исследовал подробности взаимодействия Невидимки с Сумраком. – Гесер кривовато усмехнулся. – Но рядом с Невидимкой Сумрака нет.

– Как нет?!

– Представь себе, что Сумрак – это вода. И в нем чудовищный водоворот, уходящий до самого дна. Возмущения Сумрака, которые отходят от водоворота, похожи на возмущения от присутствия могучего Иного. Но внутри водоворота – свищ, пустота, и в центре ее – Невидимка. Когда Иные попадают в эту лакуну, исчезает то, что делает их Иными, и они умирают. Как люди. Маги вне категорий – впадают в подобие комы…

– Поэтому его нельзя обнаружить, – понимающе сказал я. – Его нет в Сумраке.

– Не совсем так, Антон. – Шеф собрал в кулак гроздь амулетов и пристально их разглядывал. – Это в нем Сумрака нет.

Гесер швырнул амулеты на стол и докончил:

– Он же Просветленный.

* * *

Приезжий шел по Александровскому саду от Манежа к метро. Сухой смуглый человек, чьей матерью была легкомысленная непальская горянка; ясно-голубые – небо, скованное льдом, – глаза северного бога подарил ее сыну немецкий турист.

Прохожие замечали его, но пристального внимания он не удостаивался: в сердце Москвы много иностранцев.