— Относительно этого боя имею сказать следующее, — откашлялся оруженосец. — К такому городу, как Брешия, нельзя подступиться с обычными осадными машинами, их пришлось бы тащить в горы. Высоко, неустойчиво, глупо... Кроме того, имея такое огромное воинство, надо ещё придумать, как разместить его вокруг осаждаемой твердыни. Туда бы хороший отряд горцев с их верёвками, крючьями и, главное, умением воевать в подобных условиях, а уж никак не конных рыцарей в железе. — Вольфганг Франц даже покраснел от возбуждения. — Впрочем, Фридрих ждал особого «оружия», которое должен был доставить ему зять — Эццелино ди Романо.

«Оружием» мы называли одного кудесника, мастера самоходных башен, катапульт и таранов. Человека, которого я знал под именем Каламандрин. Говорили будто бы он сын какого-то испанского дворянина и арабской красавицы. Во всяком случае, он был чёрен лицом. Из предосторожности ди Романо вёз мастера закованным в цепи, в железной клетке, не выпуская даже помочиться на обочине, и всё время строго доглядывал. Поэтому совсем непонятно, как этот хитрец умудрился отомкнуть пудовый замок и сбежать.

Узнав, что охрана, везущая Каламандрина. перебита, а сам он пропал неведомо куда, мы поначалу решили, что вороги прирезали нашего кудесника и выбросили труп в ближайшую расщелину. Но, когда вдруг точно по мановению волшебной палочки, оборона Брешии оказалась не просто улучшена, а принципиально усовершенствована, мы поняли, что ошиблись. Городской совет не только не отдал приказа убить способного навредить им мастера, а напротив, вызволив его из клетки, накормил, отправил в лучшую баню, дал одежду, достойную подесты, подарил дом со слугами и выездом и предложил жениться по выбору на любой девушке Брешии.

Тот, не будь дураком, выбрал дочку богатого купца, отличающуюся дивной красотой и грацией, после чего принялся за укрепление обороны своей новой родины. В неделю под руководством Каламандрина были изготовлены машины, мечущие снаряды с такой точностью, что от осадных устройств императора осталась только груда мусора.

Тогда Фридрих повелел отстроить новые машины, украсив их башни пленниками. Все эти несчастные кричали, моля о помощи или требуя, чтобы лучники на стенах поскорее бы прекратили их мучения и потом отомстили за них. Дурацкий приём! Старшие говорили, будто бы точно так же поступал в своё время и дед Фридриха, Барбаросса. Не знаю, помогло ли это рыжебородому императору, но чёртова Брешия устояла, атакованная разномастными войсками, которые, в свою очередь, трепала в хвост и гриву нагрянувшая эпидемия «красной смерти».

В результате Фридрих был вынужден отправить в Брешию парламентёра, некоего Орландо ди Росси. А тот тут же предал своего императора, сообщив защитникам города об эпидемии в лагере, а также о раздорах и частых стычках между разными подразделениями многонационального воинства Фридриха.

— Не тот ли это Орландо ди Росси, родственник Папы Иннокентия IV, которого в то время ещё звали Синибальдо Фиески, граф Лаваньи? — поинтересовался Рудольфио.

Его сиятельство кивнул в знак согласия.

— Два месяца Фридрих пытался сломить сопротивление Брешии, но в результате был вынужден снять осаду, — продолжал Вольфганг Франц. — Мастер Каламандрин разъяснил своим новым друзьям и родственникам, что сила ломбардских городов не в открытых полевых сражениях, а в обороне. И выгоднее вкладывать деньги в укрепления крепостных стен, нежели в формирование армии для отпора императору. Он был прав! Моральный дух войск Фридриха оказался сломленным этой неудачей, — оруженосец досадливо махнул рукой.

— Я бы добавил, что в то время, покуда Фридрих со своими войсками шёл на приступ Брешии, в Риме семидесятилетний Папа что ни день отправлял послов в разные города, дабы сколотить союз, способный противостоять императору. — Фогельвейде подошёл к столу и, взяв одну из оставленных там кружек, пригубил вино. — Он объединил города-порты Венецию и Геную, отправил кардинала Грегорио ди Монтелонго в Ломбардию, где тот способствовал новому объединению городов для оказания решительного сопротивления императору, которого его преосвященство обещал в самом скором времени отлучить от Церкви и низложить.

Вскоре к Фридриху действительно явился папский легат с единственной целью подвергнуть императора допросу. Папа выказывал своё недовольство императором в четырнадцати пунктах претензий: что тот посягает на права и свободы сицилийской церкви, нарушая мирный договор, что забросил дела Святой земли, отправив все силы на борьбу с бунтовщиками Ломбардии... Фридрих, с виду спокойный и будто не понимающий причин, разгневавших отца церкви, ответил на все вопросы легата.

Сразу же после аудиенции Фридрих потребовал вызвать к себе своего двадцатилетнего сына Энцио, которого недавно посвятили в рыцари, и после кратких переговоров один на один заслал сватов к Аделасии Сардинской[134]. Как известно, Сардиния — папский лен. Следовательно, императору как минимум нужно было бы просить руки наследницы Сардинии у Его Святейшества. Так что он, по всей видимости, сделал это специально, дабы увести из-под носа Папы его собственный лен, который войдёт теперь в состав имперских земель в качестве приданого невесты. Ведь после венчания Энцио уже именовался бы королём Торе, Галуры и... Сардинии.

Подарив, таким образом, любимому сыну корону Сардинии и надеясь, что обеспечил его будущее, Фридрих со своим двором отправился в монастырь Святой Жюстины, что близ Падуи, провести там время в компании настоятеля, такого же страстного охотника, как и он сам.

Император и прежде частенько пользовался гостеприимством добрых монахов. В тех местах можно было в равной степени наслаждаться как соколиной охотой, которую Фридрих обожал, так и охотой на более крупную дичь в компании обученных леопардов. Запиши ещё, что императрица тогда отдыхала со своей свитой в долине Брента в Новенте, то есть неподалёку. Фридрих всегда оказывал своим жёнам знаки внимания.

— Во всяком случае, исправно делал им детей, — подлил масла в огонь Рудольфио.

— Двор отбыл в монастырь, дай бог память, в конце января или начале февраля 1239 года, — Фогельвейде посмотрел на прокопчённый потолок, словно там были начертаны интересующие его цифры и названия, и, углядев необходимое, продолжил: — Там Фридрих пишет ряд писем кардиналам курии с целью поднять тех на борьбу с Папой.

Суть писем сводится к тому, что Папа не имеет права решать всё в одиночку, не спрашивая совета у ближайших к нему кардиналов. Что у них тоже есть права, и если они и впредь будут молчать, то в конце концов мантии на них останутся только для вида, в то время как всю политику будет вершить выживший из ума семидесятилетний старец. В своих письмах император заклинал коллегию кардиналов взять, пока не поздно, правление в свои руки, ставя её в один ряд с Папой. Иначе ситуация дойдёт до критической точки, когда либо римляне снова выбросят негодного Папу со всеми верными ему слугами из города, либо сам император будет вынужден подавлять очередной мятеж, организованный Его Святейшеством. Тогда он сокрушит не только безумного старика, а заодно и тех, кто окажется рядом. Позволю себе добавить, что сразу после того, как Фридрих провозгласил папский Рим столицей империи, он профинансировал восстание против Папы.