– Хорошо.

Помедлив, он спросил:

– Вера, а когда мальчикам и девочкам можно жениться?

Девушка крепко обняла брата. Она решила отложить разговор о странной записке на утро.

– Тебе придется немного подождать, жених. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

* * *

– У тебя маска, – замотал головой Паша, все еще отказываясь верить в происходящее. – Маска, маска, – как заведенный повторял он, пытаясь загородиться руками от склонившейся над ним старухи.

Она старательно обнюхивала ребенка, беззвучно шевеля губами. Ее застывшее в безумной ухмылке лицо было грязно-серым, как талый снег у обочины, сплошь покрытое бородавками и паутинками трещин. С ужасом глядя в злые глаза-угольки, Павлик начал понимать, что никакая это не переодетая Баба-яга. Это не Мария Сергеевна, и вообще ни одна из Бабок-ежек, которых он видел на праздниках и елках, и рядом не стояла с этим кошмарным страшилищем!

Это не маска. Она настоящая.

«Но Бабы-яги не бывает!» – вопило его сознание.

Он инстинктивно протянул руку, коснувшись щеки страшной гостьи. Подушечки пальцев нащупали крупнозернистую кожу, покрытую чем-то клейким. Как будто он трогал дохлую лягушку. Павлик попытался ухватиться за свисающий нос, но старуха неожиданно открыла

(пасть)

рот, зловонную пещеру с частоколом клыков, и мертвой хваткой впилась в безымянный палец ребенка.

Павлик завизжал, заходясь в истошном крике, по руке побежала струйка крови. Одновременно намокли его трусы, мочевой пузырь не стал дожидаться туалета.

Лесная ведьма с хрустом сжала челюсти.

– Сколько теперь у тебя пальцев? – хитро подмигнула она, проглотив фалангу. Ее желтые клыки окрасились детской кровью. – Тринадцать? Или девятнадцать? Мне сказали, ты сегодня хорошо считал…

От голоса старухи веяло могильным холодом, слова выталкивались из отвратительного рта, будто комки гноя из незаживающей раны.

Оторвав с рукава кусок заплесневелой тряпки, она заткнула им орущий рот мальчика. После чего, крепко держа его за руку, вынула из ступы мешок и, словно котенка, ловко засунула Павлика внутрь. Он отчаянно дрыгал руками и ногами, но старуха с легкостью подавила его сопротивление. Оставив снаружи лишь растрепанную голову мычащего паренька, ведьма обвязала мешок веревкой, и Павлик стал напоминать большую извивающуюся гусеницу.

– Что же ты? Правнучку мою стукнул. Мою дочку старой дурой обозвал… – прошамкала Баба-яга, заботливо укладывая «гусеницу» в ступу. Она ловко залезла в ступу и подняла метлу. – Всех достал.

На подоконник опустился громадный ворон. Старуха погладила его своей коряво-грубой ладонью. Птица негромко каркнула и с многозначительным видом мотнула головой в сторону леса.

* * *

Когда свет был выключен, а дверь за сестрой захлопнулась, Дима нежно разгладил записку. Она пахла Ирой. В том, что она от этой девочки, он не сомневался. И когда она успела подложить ему записку?

Ладно, это не важно!

(люблю)

«Я тоже тебя люблю, – подумал он и улыбнулся. – И я обязательно приеду к тебе в гости»

Через минуту мальчик крепко спал.

* * *

Метлой старуха смахнула со стола включенную лампу, и та грохнулась на пол, разлетевшись вдребезги. Комната погрузилась в липкую темноту.

– Не люблю свет.

Прохладная луна засеребрила очертания готовящейся к вылету лесной ведьмы. Легкий ветерок лениво шевелил ее слипшиеся волосы. Старуха еще раз жадно пощупала вздрагивающее в конвульсиях тело мальчика. Она облизнулась, изо рта на костлявый подбородок потекла слюна.

Жирный, мясистый. Это хорошо.

Баба-яга напоследок взглянула в выпученные от беспредельного ужаса глаза ребенка. Он уже не мычал, а только тихо стонал. По толстому лицу ручьями струились слезы и сопли, из ноздри вылез зеленый пузырь. Теперь он знал, кто тогда стоял у туалета, притаившись. Маленькая худенькая девочка Ира, в которую был влюблен Димка.

– Я расскажу тебе «Гуси-Лебеди», – пообещала Баба-яга. Она наклонилась и лизнула соленую от слез и крови щеку Павлика. – Дорога долгая.

Первым в ночное небо взмыл ворон. Хлопая крыльями, он стремительно полетел к лесу. Через мгновенье ступа с ведьмой последовала за ним. Ветер продолжал безмятежно колыхать занавески в детской комнате Павла Кашина, выпускника московского детского сада № 1339.

* * *

– Ты видел? – с изумлением спросила Диана, толкнув мужа в бок. Тот, увлеченный беседой с братом, неуклюже повернулся на стуле.

– Что там еще?

– Только что в небе что-то огромное пролетело… Со шкаф размером!

Диана смотрела в сторону леса. Нет, ей не могло показаться!

– Кашина, ты что в кальян сегодня насыпала? – захохотал Олег. – Летающие шкафы уже мерещатся…

Он привлек к себе супругу и поцеловал ее.

– Мне показалось, в доме что-то упало, – озабоченно сказала женщина, отстраняясь от супруга. – Сделай музыку тише, ты Павлушу разбудишь!

Олег послушно встал со стула и убавил звук.

Когда он вернулся к столу, водка вновь была разлита по стаканам. Он пьяно улыбнулся. Еще бы, скоро его сын пойдет в школу. В школу! Разве это не здорово? Разве это не повод веселиться всю ночь?!

Он гордо выпрямился, готовясь произнести очередной тост.

Конечно, за сына.