Черт возьми, она и впрямь выглядела соблазнительной, несмотря на явные признаки второй, а то и третьей молодости. Дряблая смуглая кожа на какой-то переспелой груди и шее, паутина мелких морщин, стянутых к уголкам серых глаз, запавших в глубокие глазницы. Мягкие мятые губы. Высокие азиатские скулы подпирали аккуратные уши, мочки которых оттягивали сережки. Всякие раз, когда нежданная гостья, нависнув над распластанным хозяином квартиры, поворачивала свою голову, длинные сережки попадали в рот хихикающему Евсею Наумовичу. Пришлось даже поменять позу. Еще ее лицо украшали брови. Сросшиеся на переносице, они крутым изгибом прикрывали глубокие глазницы. Такая форма глазниц почему-то всегда возбуждала Евсея Наумовича. Несомненно, эта Савельева обладала притягательностью и подчинила себе Евсея Наумовича без его особого нежелания, и даже наоборот. Стремительно, как появилась, гостья и ушла. Исчезла, испарилась. Евсей Наумович едва уловил этот момент. Он в ленивом блаженстве, наблюдал, как она оправляет складки своей легкой летней блузки, подравнивает холщевую короткую юбчонку. Тепловатый с кислинкой запах ее кожи перебила волна прелого запаха ношенной одежды. И раз – ухватила за шкирку кота, пихнула в лукошко, перекинула через плечо сумку с бумагами. И крикнув обомлевшему Евсею Наумовичу какую-то пошлятину, вроде: «Считайте, что вы уже ПРОГОЛОСУВАЛИ», исчезла с глаз, точно ее и не было. Еще в то утро Евсей Наумович долго стоял под душем, отчаянно коря себя за безвольную уступчивость и мальчишество. Несколько дней он прислушивался к своему организму в тревоге обнаружить какой-то непорядок. Но все как всегда – повышенное давление, приступы сердцебиения, укрощаемые валокордином, тяжесть в желудке и пощипывание печени после жареного и острого, но на это он внимания не обращал. И Евсей Наумович успокоился. Впрочем, нет – ему хотелось еще раз встретиться с той женщиной, он даже отправился на избирательный участок в надежде увидеть ее. А в день выборов так вообще раза три заглядывал, но тщетно, особа как сквозь землю провалилась. Тут еще разнесся слух, что под видом агитаторов по квартирам шастали самозванцы, высматривали где чем поживиться. Но слава богу с ним лично никаких историй не приключилось.

«Кажется я не очень вежлив сейчас», – подумал Евсей Наумович. Но отвести взгляд от пластмассовой заколки просто не хватало сил, она его точно околдовала. Незримой нитью связав Лизу с той дикой Савельевой и ее котярой. Возможно, от того, что внимание Евсея Наумовича привлекала безуспешная попытка Лизы упрятать в волосы непослушный амулет.

– Да оставь ты его в покое, – Евсею Наумовичу не удавалось справиться со своим паршивым настроением. – Не выпадет эта дурацкая заколка. А выпадет, не велика потеря.

Лиза зыркнула через плечо на Евсея Наумовича, зрачки ее глаз сузились. Евсей Наумович охватил ладонями голову и приглаживал сизую поросль, остаток некогда пышной черной шевелюры. Пальцы его мелко подрагивали, Евсей Наумович чувствовал эту дрожь, но унять не мог.

Лиза отстранилась от стола, взяла стакан и поднялась. «Мечется со своим дурацким чаем», – подумал Евсей Наумович.

Он не сводил глаз с прохожих, утюживших новый тротуар перед окнами кафе. Поговаривали, что подряд на каменные плиты тротуара держала супруга бывшего градоначальника, владевшая бетонными заводами. Такая ей выпала синекура за счет несметных денег, выделенных государством в год трехсотлетия Северной столицы. Вот кому гонорар, что Евсей Наумович должен отвалить адвокату, как слону дробина.

Разваливая толпу, на тротуар въехал серебристый грузовичок с надписью «Торты и Пирожные», видимо, в кафе подвезли товар. Грузовичок медленно пересек экран оконного проема и следом, в образованную промоину, хлынула толпа подростков. Поэтому Евсей Наумович и пометил взглядом фигуру женщины в сером пальто. На фоне подростков женщина выделялась более высоким ростом.

Евсей Наумович сразу и не сообразил, чем его внимание привлекла эта женщина. Лишь когда женщина обернулась лицом к окну кафе и помахала рукой, он понял.

Это была Лиза.

Каким неудобным для жизни характером наградила его судьба. Другой бы плюнул и растер, Эрик например. А он. Уже в том отчаянном самоубеждении относительно абсурдности их отношений Евсей Наумович определенно знал, что не выдержит и позвонит Лизе. Его характер, как горб, который всегда давит – поначалу осложняя самые простые вопросы, а с годами окончательно ломая жизнь.

Как она тогда сказала по телефону: «Мужчина с бабским характером невыносимей женщины с мужским. Потому как женщиной быть гораздо труднее. Но не мне судить тебя, Сейка. Просто мы разные люди. И я не злюсь на тебя, поверь. Понимаю, сейчас не самый удачный момент твоей жизни, но я и в дальнейшем буду тебя бесить. Сейчас тебе надо быть самим с собой, доверять только собственной интуиции, не перекладывать на другого свои проблемы. Чувство облегчения от общения с кем-то – это самообман, Сейка». Так она сказала или другими словами, но по смыслу именно так. И повесила трубку. Евсей Наумович тупо разглядывал дырочки микрофона, куда провалился голос Лизы. Он хотел перезвонить ей, сказать недосказанное. Но медлил. Он тогда испытывал необъяснимую стеснительность, смешную и нелепую после того, что между ними было. Сознание Евсея Наумовича как-то приоткрыло более глубокий смысл ее слов, о котором, возможно, Лиза и не догадывалась, произнеся их по наитию. В сложные минуты жизни именно одиночество наиболее верный советчик. Неспроста многие озарения ума проявлялись в одиночестве.

Бледно-лимонный свет впечатал в стену контур оконной рамы. При порыве ветра контур колебался, выхватывая из темноты фотографии. Сосед из какой-то верхней квартиры купил дорогущий автомобиль и держал его во дворе. А для устрашения угонщиков протянул от балкона шест, на который подвесил на крюке мощный фонарь, вызвав протест тех, чьи окна попадали под свет фонаря. Мало того что ночь превращалась в день, крюк на шесте противно скрипел при порывах ветра. Аркадий-муравьед бегал по квартирам, собирая подписи возмущенных соседей. Евсей Наумович подписался без особой охоты – ни к чему ему связываться с тем бандитоподобным соседом, – но пришлось уступить ерническому намеку Аркадия, мол, зачем вам лишнее освещение. Евсей Наумович кисло усмехнулся и подписал. И вправду, тогда свет фонаря вызывал недовольство Лизы. Теперь-то бледно-лимонный свет мог сколько угодно колотиться в стену спальни, пробуждая лишь воспоминания при виде фотографий.

Особенно Евсею Наумовичу нравилась фотография, что висела в простенке справа. При порыве ветра свет фонаря падал на него и трехлетнего Андронку в маечке и панамке на голове. Жена Наталья и Эрик оставались затемненными. Тогда они отдыхали под Новым Афоном, снимали дачу у какой-то оборотистой москвички, хозяйки халупы на берегу Черного моря, почти у самой воды – во время шторма волны добегали чуть ли не до каменой ограды фруктового сада. Семейство Дубровских занимало комнату, а Эрик разместился в пристройке. В том году, помнится, турнули Хрущева с правительственных постов, и они сидели на пляже, прильнув к маленькому радиоприемнику хозяйки, слушали «Голос Америки». На берегу моря особенно хорошо ловились радиосигналы от турецких ретрансляторов. Бывали дни, когда Евсей оставался один с этим радиоприемником, а Наталья, поручив Андронку отцу, отправлялась с Эриком в горы. Они добирались даже до Эшери – горного селения между Афоном и Сухуми, славящимся своим рестораном с живой форелью. Поговаривали, что ресторан соорудили в надежде, что американский президент Эйзенхауэр проедет по этой дороге с Хрущевым. Проезжал, нет, неизвестно, а Наталья с Эриком побывали. Уговаривали и Евсея, да Евсей не мог оторваться от радиоприемничка. Вообще, та поездка к морю в некотором смысле выглядела авантюрой. У Дубровских особенных денег на поездку не было. И Эрик подкинул идею. В те годы только появились в продаже механические бритвы «Спутник» – белая пластмассовая штуковина с маленькой сетчатой насадкой. Закручивай пружину и брейся. Так вот, головастый Эрик предложил накупить эти бритвы, у Эрика были сведения, что на юге о новинке еще не знают и можно выгодно перепродать. Он даже одолжил Дубровским денег для торгового оборота. Было куплено сорок бритв по шестнадцать рублей за штуку. Приехав в Афон и разместившись, новоявленные коммерсанты отправились в Сухуми на базар, поручив Андронку хозяйке. На базаре, великодушно оставив в стороне пугливую чету Дубровских, Эрик демонстрировал свое коммерческое нахальство. Он без стеснения подходил к мужикам и предлагал товар. Для убедительности он даже брил щетину у запыленных дорогой колхозников-абхазцев, без воды и мыла. Изумленные мужики скупали разом по несколько штук за сорок-пятьдесят рублей за бритву. Хватка Эрика увлекла и Евсея. В коммерческом азарте он заглядывал в разные «точки» – пивные, закусочные и просто предлагая бритвы через забор. Евсей продал двадцать восемь бритв. Затем его прихватил милиционер. И если бы не вмешательство Натальи, неизвестно, чем бы закончилась авантюра с бритвами «Спутник».