Не больно это было по вкусу Гонту, как я понимаю: они с графом Марчем всегда друг друга, мягко говоря, недолюбливали.

Я любовалась чудесным кубком, а мысли тем временем ткали свой собственный узор, подобно тому, как мастер ткач постепенно создает на гобелене целостную картину. Слишком рано еще было рассуждать о том, как все сложится с престолонаследием, однако не подлежало сомнению, что Гонту не жаль поставить все на кон, лишь бы сложить кусочки желанной мозаики один к одному. Не пройдет и десяти лет, как у Англии будет новый король. Кто же? Малолетний Ричард? Еще не родившийся сын Мортимера? Или же Гонт в расцвете сил?

Если даже предположить, что Ричард останется в живых, Гонту все равно есть на что рассчитывать. Юному Ричарду потребуется опекун. А кому скорее всего доверят воспитывать, защищать и направлять молодого короля? Разумеется, ему, Гонту. И Джон Гонт будет тогда править Англией. И сохранит надежды на то, что корона может достаться его сыну, пока еще маленькому Генри Болингброку[76]. Тут уж не приходилось пренебрегать таким союзником, как фаворитка короля, к словам которой внимательно прислушивался слабеющий монарх. Гонт смотрел на меня как на бьющую без промаха стрелу в его колчане — он ведь явно строил далекоидущие планы, чтобы обеспечить себе английский трон, в этом я была твердо убеждена. Не таков он, чтобы довольствоваться вторым местом, даже после старшего брата, угасающего наследника престола, которого Джон любил.

Так что же — Гонт задумывал измену? В этом сомнений у меня не было и быть не могло.

Я улыбнулась; замечательный кубок нимало меня не соблазнил, ибо я прекрасно понимала, чем продиктована щедрость дарителя. Но как было не восхититься такой чудесной вещью? Если я и желала какого-нибудь внешнего знака, указывающего на мое высшее положение при дворе, кубок в полной мере являлся таким знаком, к тому же преподнесенным надменным принцем крови, который не должен был вообще меня замечать, а уж тем паче искать у меня поддержки. Как упоительно сознавать, что могущественнейший Джон Гонт выражает почтение простолюдинке Алисе Перрерс! Мне неудержимо захотелось рассмеяться.

— Благодарю вас, милорд. — Я с надлежащей серьезностью сделала ему реверанс, потом выпрямилась во весь рост и посмотрела принцу прямо в глаза. У него не должно остаться сомнений: дар я приму, но ничто и никогда не поколеблет моей верности Эдуарду.

— Вы делаете мне честь, мистрис Перрерс. — Гонт тоже улыбнулся с выражением хитрого лиса.

Создание новых союзов и смена королевских министров не прошли для меня совершенно безболезненно. Уикхем, вечно балансировавший между дружбой и враждой ко мне, оказался единственной жертвой этих политических интриг, о которой искренне сожалел сам Эдуард. Не уверена, что в Англии когда-нибудь был канцлер честнее его, однако в пылу чистки правительства от засилья церковников пришлось расстаться и с ним. Невозможно было сохранить его на прежнем посту.

Эдуард очень официально попрощался с уходящим министром. Я — нет. Он как раз укладывал свои вещи, свои любимые книги и чертежи новых зданий, которым уже не вырасти под его руками благодаря щедрости государя. Стоя у открытой двери, я смотрела, как он сворачивает их и кладет каждую вещь на свое строго определенное место. Уильям Уикхем. Уже не канцлер. Пусть он и раздражал меня резкостью своих суждений, но никто, кроме него, не был так близок к тому, чтобы считаться моим другом.

Виндзора я другом не называла и не была уверена в том, кем он сам считает меня.

— Если пришли позлорадствовать, можете не трудиться, — бросил Уикхем, даже не повернув ко мне головы.

— Я не злорадствовать пришла. — Он, не отвлекаясь от своего дела, завернул в большой кусок полотна горсть перьев. — Я пришла сказать вам «прощайте».

— Сказали. Теперь можете уходить.

Он был сильно обижен и имел на то все основания. Ведь я стояла рядом с Эдуардом, когда король произносил пустые фразы о необходимости, о своем сожалении, о том, что желает Уикхему всяческого добра. Да, так было надо, и Эдуард был уязвлен решениями парламента ничуть не меньше самого Уикхема, но этот человек заслуживал большего. Я прошла через всю комнату, чтобы ему пришлось посмотреть мне в лицо. Он, тем не менее, продолжал собирать вещи и рыться в переметных сумах.

— Зато вы больше времени станете уделять Винчестеру, своей епархии, — сказала я, подавая ему требник.

— Я приложу свои таланты, — ответил он, выхватив книгу у меня из рук, — там, где их сумеют оценить.

— Мне очень жаль с вами расставаться.

Вот тут он взглянул на меня, и я увидела в его печальных глазах боль от сознания моего предательства.

— Вот уж никогда не думал, что именно вы станете орудием моего изгнания. Мне казалось, что вы умеете ценить верность и дружбу. — Он язвительно усмехнулся. — У вас ведь так много друзей, правда? Можно позволить себе не слишком-то о них переживать. — Я почувствовала, как кровь прилила к моим щекам. — Как сильно можно заблуждаться, если не желаешь взглянуть правде в глаза!

— Не думаю, что я послужила орудием. — Я старалась не выдать голосом своих чувств. — Парламент решил, что вы должны уйти. Вы все.

— Из-за кризиса, в котором не повинен ни один из нас. Из-за неспособности руководить, а кто это доказал? Да у нас больше опыта, чем у всех членов парламента, вместе взятых! — Он возмущенно пожал плечами и положил в мешок еще две книги. — Что-то я не слыхал, чтобы вы попытались убедить Эдуарда сохранить верность старым друзьям!

— Это правда, я и не пыталась.

— И Гонт не пытался. — Уикхем взглянул на меня из-под насупленных бровей, будто ища подтверждения своим подозрениям, и прочитал на моем лице ответ. — Поосторожнее, Алиса. Вы плаваете в маленьком пруду с большими зубастыми рыбинами. Гонт имеет власть и хочет получить еще больше. А когда это случится, вы ему больше будете не нужны и он не замедлит от вас избавиться.

— Он не угрожал мне, — ответила я и вспомнила нашу последнюю перепалку, когда возвратилась ко двору после родов. — Полагаю, он будет защищать своего отца изо всех сил. А для этого ему нужна я.

— А я полагаю, что он в первую очередь позаботится о себе.

— Кто же о себе не заботится?

— В один прекрасный день вы перестанете быть незаменимой. — За двумя книгами в мешок последовала дорожная чернильница. — Держитесь от него подальше. Похоже, честность не входит в число его достоинств. — Уикхем снова посмотрел на меня, и на этот раз его лицо ничего не выражало, будто он просто дал другу пустяковый совет. Но это даже не был совет. Я хорошо его поняла. Это было предостережение.

— Я не могу себе позволить враждовать с Гонтом, — хрипло выговорила я.