– Так что мы будем делать? – повторяет Стефан. – Есть предложения?

– Делать? Мы с тобой? Да все что пожелаешь. Можешь, к примеру, заказать себе гамбургер. Мне сейчас, сам понимаешь, достаточно запаха, но поверь на слово: они тут чудо как хороши. И пива возьми. Ни в чем себе ни отказывай. Настолько незначительные происшествия – огромная редкость, кто знает, когда тебе в следующий раз так повезет.

Невидимый-то он невидимый, но его самодовольная ухмылка стоит перед глазами Стефана как живая. И этот характерный вдохновенный взгляд, предвестник крупных неприятностей, которые Стефан любит больше всего на свете. Ради которых живет.

– Однажды я тебя все-таки поколочу, – мечтательно говорит Стефан. – Или нет, лучше оттаскаю за шкирку, как кота. И вовсе не для того, чтобы научить уму-разуму, хрен тебя научишь. А просто от избытка обуревающих меня противоречивых чувств.

– А давай! – оживляется его невидимый друг. – Будет отлично! Может быть наконец получится устроить в этом городе землетрясение? Мне кажется, давно пора, а Нёхиси наотрез отказывается, говорит, нам тектонических смещений не полагается. Ну и ладно, справимся без него… Слушай, а чего ты вообще переполошился? Ну подумаешь, заявился к нам создатель улицы Швенто Двасес – и что? Тоже мне, великое событие. Не он первый, не он последний, кто сделал такой вклад. У нас чуть ли не пол-города…

– Именно что первый. В своем роде. До сих пор никому не удавалось делать вклад такой силы на расстоянии, ни разу не побывав здесь наяву. И теперь…

– Опасаешься, что выдуманная им улица исчезнет под тяжестью его взгляда? Да ну, брось.

– С какого перепугу я должен этого опасаться? За кого ты меня принимаешь?

– Ну а чего ты тогда?..

– Я совсем другого опасаюсь, – говорит Стефан. – Я боюсь, что этот человек так ничего и не поймет. Погуляет, поглазеет по сторонам, порадуется удачной поездке. А завтра уедет, как и планировал. Скорее всего, навсегда.

– И? Какие проблемы? Жили же мы как-то без него до сих пор.

– Только одна проблема: это нечестно.

– Что – «нечестно»? С чего это вдруг?

Стефан пожимает плечами и отворачивается. Демонстративно снимает телефонную гарнитуру и прячет в карман. Красноречивый жест.

– Эй, погоди. Ты что, по-настоящему сердишься? Для тебя это настолько важно?

Ну слава богу. Дошло.

– На его месте, – почти беззвучно говорит Стефан, – я хотел бы своими глазами увидеть, что мне однажды нечаянно удалось сотворить. Я счел бы это справедливой наградой.

– Если хочешь, чтобы я помог этому бедняге окончательно свихнуться, так и скажи. Ты меня знаешь, это я запросто, – хохочет в его голове невидимый, но, конечно же, не вымышленный друг, так некстати прикинувшийся бесплотным духом – как, скажите на милость, его теперь обнять?

* * *

Сказал:

– Нет, ты меня не отвлекла. Не от чего меня сейчас отвлекать. Я просто гуляю по городу. Ну да, один. А что, надо с кем-то? Я не знал. Прости, если тебя подвел.

Долго слушал Аськины сбивчивые объяснения: Лелька рассказала про папку с какими-то загадочными бумагами, и как ты разволновался, а теперь вдруг зачем-то поехал в Вильнюс, и я сразу подумала, за этим наверняка кроется какая-то романтическая история. Хреновый я, получается, Шерлок Холмс.

Слушал, надо сказать, без тени раздражения. Не любил, когда лезут в его дела, но ладно, пусть, Аське можно. Иногда.

С Аськой ему всегда было легко, как – нет, пожалуй, не с близким другом, а с очень старым приятелем, который знает его как облупленного, легко прощает все причуды, с удовольствием выслушивает и тут же выбрасывает услышанное из головы. С Лелькой почему-то так не получалось, вечно опасался чем-нибудь ее обидеть или огорчить, хотя на самом деле вряд ли она такая уж нежная барышня. Просто Лелька очень похожа на мать, а Ася пошла даже не в него самого, а в его отца, своего деда, у которого и правда был очень легкий характер. Конечно же, дело только в этом: всю жизнь невольно приписывал своим дочерям какие-то качества, основываясь исключительно на их внешнем сходстве с настоящими обладателями соответствующих характеров, а какие они обе на самом деле – поди разбери.

Прекрасно все понимал, но это ничего не меняло: с Аськой ему было легко, а с Лелькой непросто. И это, наверное, уже навсегда.

– На самом деле ты хороший Шерлок Холмс, – сказал Феликс дочке. – Это и правда вполне романтическая история. Когда мне было пятнадцать лет, у нас в классе появилась новенькая. Красивая девчонка, волосы светлые, почти белые, длинные, до пояса. Как у киноактрисы. И звали ее не «Лена-Света-Таня-Наташа», а Ирида. Да, как греческую богиню радуги, именно так. Она мне очень понравилась. Причем не столько как девушка, сколько как явление природы – надо же, и такое оказывается бывает! Чистый восторг. И, конечно, мне было интересно, откуда она такая удивительная приехала. Ну да, правильно понимаешь, из Вильнюса. Что?.. А вот теперь неправильно. Понятия не имею, где она сейчас живет. Вообще о ней не вспомнил бы, если бы ты не спросила. Дело не в девчонке, а в городе. Я повадился провожать ее домой, а по дороге расспрашивал про Вильнюс, надо же о чем-то говорить. А так все при деле: я слушал, она рассказывала. Думаю, добрую половину выдумывала на ходу. Но какая разница, если меня это так впечатлило, что Вильнюс начал мне сниться. Что?.. Да ну, нет, конечно. Совершенно не похож; впрочем, я и не ожидал. Важно не это. А то, что именно тогда я и начал сочинять истории. Сперва просто сны записывал, чтобы не забыть, попутно приводя их запутанные сюжеты хоть к какому-то подобию логики. Потом стал что-то от себя добавлять. Постепенно вошел во вкус и писал все, что в голову взбредет. И уже не про Вильнюс, а про другие планеты… Эй, дочь, немедленно прекрати ржать! Кто в юности не переболел фантастикой, тот, считай, и молод-то не был. Профукал самое интересное, как дурак.

Некоторое время внимательно слушал обрадованную его откровенностью Аську, наконец сказал:

– Ну да, ты все правильно понимаешь. У меня романтическое свидание с городом, из-за которого я когда-то начал писать. Увидел папку со своими детскими каракулями и внезапно вспомнил, с чего на самом деле началась моя настоящая жизнь. Ты же знаешь, я люблю свою работу. Чем дольше живу, тем больше радуюсь, что стал сценаристом. Хорошим, хреновым – это дела не меняет. Все остальные светившие мне варианты настолько хуже – волосы дыбом при мысли, что мог бы не угадать.

– Да, – ответил он, – конечно, расскажи Лельке, если ей интересно. Это совсем не секрет, просто в тот момент, на даче я… ну, скажем так, расчувствовался. Как будто заглянул на изнанку собственной жизни и увидел там ее тайные узелки. В такие моменты не до объяснений, с собой бы совладать.

Спрятал телефон в карман и огляделся по сторонам: а где тут у нас наливают кофе? По-моему, я его честно заслужил.

* * *

Вышел из кафе с картонным стаканом в руках, отыскал под тентом более-менее сухой стул, кое-как устроился, подобрав длинные полы плаща, чтобы не мокли в луже, закурил. В очередной раз спросил себя: а все-таки зачем ты сюда приехал? Только честно. Без всей этой сентиментальной туфты, которую ты втюхал Аське – молодец, кстати, я тобой горжусь. А теперь давай, выкладывай правду. И только правду. Как на духу.