Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы еще не успели толком отдохнуть после утомительной дороги, потому гость оказался не в радость. Встретила его одна Екатерина Дмитриевна, они о чем-то недолго проговорили в гостиной, после чего Марьяша пришла в мою комнату и, состроив гримасу, передала, что меня «просют прийти в залу».
Я тотчас отправился выяснять, что от меня нужно полицейскому.
Особой тревоги этот визит не вызвал, на одном из постоялых дворов я купил совершенно легальный паспорт на имя мещанина Иванова, с приметами, которые подошли бы любому лицу славянского типа. И, что главное, с ростом, почти соответствующим моему. Так что теперь я мог не опасаться каждой проверки документов.
Вместо пристава Бориса Николаевича, который в прошлый раз весьма своеобразно, по-семейному, приходил предупредить о предстоящем аресте, у Кати сидел молодой человек с плоскими рыбьими глазами, скользкой, какой-то неуловимо кривой улыбкой и в партикулярном платье не самого лучшего покроя. Когда я вошел в гостиную, он, не вставая, коротко мне кивнул и указал на стул.
— Извольте сесть.
Я сел, с интересом ожидая узнать, что ему от меня нужно.
— Госпожа Кудряшова говорит, что вы господин…
— Иванов, — подсказал я.
— Господин Иванов, ее гость и дальний родственник.
— Именно так, — подтвердил я.
— Между тем, по вверенному моим заботам городу циркулируют слухи, что вы появились здесь не законным путем, а после летаргического сна.
— Разве спать, даже летаргическим сном, не дозволяется? — насмешливо спросил я.
Почему-то этот молодой человек не понравился с первого взгляда.
Однако, исправник проигнорировал ироническое замечание и продолжил в том же напористом темпе:
— Говорят, что вы проспали более полувека и жили еще при дедушке нашего государя-императора!
— Клевета, господин, простите, не знаю вашего имени-отчества, неужели вы верите в подобные россказни? Где это видано, чтобы в нашем суровом климате человек мог проспать полвека? Нет, возможно, что в теплой Африке…
Однако, исправник не собирался разрешать сбивать себя на теоретические разглагольствования и перебил:
— Если такой феномен и мог произойти, то о том должно быть поставлено в известность начальство…
— Совершенно с вами согласен, — поддержал его я, — как же можно столько времени спать без дозволения начальства! Только ведь, ничего подобного не было и не могло быть!
— Однако, о том говорит весь город, — холодно заметил исправник. — У нас есть свидетели, которым вы сами рассказывали, как посещали императора Павла Петровича!
— И вы, человек с университетским образованием, верите такому вздору?!
— Почему вы решили, что у меня университетское образование?
— Это сразу видно, невооруженным, так сказать, взглядом. Вы, должно быть, кончили не какой-то Харьковский, а не иначе как Ленинградский, простите, оговорился, Петербургский университет!
Молодой человек слегка порозовел от удовольствия, возражать не стал, но и нити разговора не потерял.
— Допустим, что все это вздор, однако, что вы скажете по поводу жалобы на вас господина Дубского?
— Простите, а кто это такой?
— Не стоит прикидываться, господин Иванов, Андрей Степанович — местный предприниматель, у которого вы сожгли строящееся производство!
Такой поворот разговора меня крайне удивил. Про Андрея Степановича, у которого сгорели какие-то строения в Чертовом замке, я слышал перед отъездом из Троицка, но мы с ним не были даже знакомы, и непонятно, какой ему был резон обвинять меня в дурацком поджоге.
— Видите, вы уже начинаете вспоминать! — довольным голосом сказал исправник. — Еще немного подумаете и чистосердечно во всем признаетесь!
Самое нелепое, что может быть при взаимоотношении со следствием, это оправдываться в несовершенном поступке.
Поэтому я не бросился доказывать, что ничего никогда не жег и впервые слышу об этом Дубском. Просто поинтересовался:
— Вы сможете это доказать?
— Да, сможем, — так же кратко ответил исправник. — У нас есть надежные свидетели.
— А если госпожа Кудряшова подтвердит, что во время пожара я находился с ней? — спросил я и поглядел на Катю.
Она почему-то смотрела в сторону и никак не отреагировала на свое имя.
— Это ровным счетом ничего не будет значить, — быстро ответил полицейский. — У следствия есть четверо уважаемых свидетелей, которые своими глазами видели, как вы подожгли строение господина Дубского!
Я внимательно посмотрел сначала на исправника, потом на Катю. Она была чем-то подавлена и старательно не смотрела в мою сторону. Было похоже на то, что мне начинают аукаться последние подвиги.
— Что же, господин исправник, пойдемте на место преступления, и там решим наше небольшое недоразумение, — сказал я театрально растерянным голосом. — Позвольте мне одеться, а то на улице холодно.
— Извольте, — по-моему, растерявшись от неожиданной удачи, сказал он. — Только не пытайтесь бежать, дом окружен, и вас застрелят.
— Не беспокойтесь, не убегу, — ответил я и, поймав донельзя удивленный взгляд Кудряшовой, показал глазами, что нам нужно поговорить. — Я вас долго не задержу.
Я встал и пошел в свою комнату одеваться. Через минуту туда заглянула Катя.
— Ты что придумал? — испуганно спросила она.
— Не бойся, все под контролем, — ответил я. — Чем он тебя напугал?
— Пообещал расстроить брак с Родионом, сказал, что за связь с тобой ославит на всю округу.
— Не бойся, ничего у него не выйдет. Ты этого типа больше никогда не увидишь. А теперь давай прощаться, я ухожу.
— Совсем? — сразу же поверила она.
— Да. — Я посмотрел в ее побледневшее, осунувшееся лицо, взял его в ладони и, едва касаясь, поцеловал в губы.
Отпустив Катю, я повесил за спину саблю и сунул за пояс карманный пистолет, после чего надел широкий, теплый плащ покойного купца.
— Будь счастлива, береги себя.
— Ты тоже, — еле слышно ответила она и без сил опустилась на стул.
Я круто повернулся и пошел в гостиную, где меня уже с нетерпением ждал исправник.
— Я готов, едем?
Он не ответил, встал и сделал приглашающий жест. Мы вместе вышли из дома. У ворот стояла темная полицейская карета. Никого из домочадцев поблизости не оказалось, так что не с кем было даже проститься. Не глядя по сторонам, я подошел к распахнутой дверце и пригласил исправника сесть первым.
— Что вы, только после вас, — ответил он, лучась дружелюбием.
— Простите, но я не могу ехать с левой стороны, — сказал я, — садитесь первым, не бойтесь, я не убегу.