Кирилл не спал всю ночь. Диане он сказал, что Алихан срочно улетел в Москву. Диана обняла его и расплакалась.

Когда Кирилл услышал о семи мертвецах, он схватил трубку и побежал звонить, но вовремя одумался. Если Алихана среди трупов не было, позвонить – значило выдать его.

Когда Кирилл вернулся, Диана сидела перед телевизором, белая, сложив руки на спеющей ягоде живота. Кирилл сел рядом, и, пытаясь сделать бодрый вид, принялся хлебать кофе.

Во время «Норд-Оста» родичи заложников ни на шаг не отходили от телевизора. Кирилл Водров много раз представлял себя на их месте. Он никогда не представлял себя в такой же ситуации на месте родственника террориста.

В полдевятого Кирилл отправился на работу. Одеваясь, он перепутал пуговицы рубашки. Когда он садился в машину, Шахид сказал, безразлично глядя в сторону:

– Это вранье насчет боевиков. Никаких трупов боевиков нет. Потеряли троих мусоров, вот и прикрываются.

«Убью сучонка собственными руками, – подумал Кирилл, – как вернется, так и убью».

Впрочем, было куда вероятней, что за него это сделают ростовские омоновцы.

На работе Кирилл слушал новости каждые полчаса, но новостей не было. Зачистка продолжалась. Успехи росли. В селе было выявлено одиннадцать краденых машин, два лица без прописки, и пятеро были задержаны за нарушение какого-то там режима.

Зашел один из инженеров, сам родом из соседнего Хуша, и рассказал, что омоновцы разбили палатки и установили позади них сортир, и так как палатки они разбили над селом, то сортир они выкопали на кладбище.

Кирилл заехал в правительство; Христофор Мао ходил гоголем, вокруг него вились москвичи и сияющий Дауд Казиханов.

Кирилл вернулся домой в восемь вечера. На ужин были черемша и жижиг-галныш. Лицо Дианы превратилось в белую маску. В село никого не впускали и никого не выпускали. Глава администрации позвонил еще раз, чтобы поблагодарить за машину и сказать, что с машиной пока, насколько он знает, все в порядке.

Телефон Алихана по-прежнему не отзывался.

Настал вторник, двадцать седьмое марта, село сидело под зачисткой, по телевизору показывали бравых ростовских милиционеров.

Кирилл не спал уже две ночи.

В пять вечера позвонил Джамалудин. В телефонной трубке слышалась музыка и шум дружеского застолья.

– Эй, Кирилл, ты меня совсем забыл. Заезжай, праздник все-таки. День Внутренних Войск. У нас тут артисты московские, отдохни, расслабься.

* * *

Причина, по которой Джамалудину вздумалось праздновать День Внутренних Войск с московскими артистами, оказалась удивительно проста: двадцать седьмое марта был день рождения маленького Амирхана. В зале бегали человек сто детей. Амирхан стоял на сцене, в черной черкеске и барашковой шапке, и московские артисты поздравляли его с девятилетием.

Парадный стол пустовал. Джамалудин с Хагеном сидел где-то сбоку, вместе с двумя красавицами, затянутыми от запястий до белых бальных туфелек в ослепительно красивые наряды горянок, с черными волосами, убранными под кружевные косынки, и рядом с ними сидела еще какая-то заезжая звезда, а дети на сцене плясали лезгинку.

– А где Алихан? – спросил Джамал, увидев, что Кирилл приехал один, – почему он не приехал поздравить моего сына?

– Алихан в Москве. На обследовании, – ответил Кирилл, и ему показалось, что Джамалудин и его личный палач мгновенно переглянулись.

Кирилл сел рядом с Джамалудином. Тот хохотал, то и дело переходя на аварский, и Кирилл очень искренне смеялся вместе с ним, а потом московский певец спросил Джамала Кемирова, как тот относится к милицейской зачистке в Тленкое.

– Мне-то что, – расхохотался Джамалудин, – если козлы бабки не поделили.

– Как – бабки? – не понял москвич.

– Бабки за Тленкойский мост. Там из казны выделили два миллиарда на реконструкцию, этот Дауд пришел к подрядчику и говорит: «С тебя миллиард, если хочешь жить. На помощь Аллаху». А потом приходят эти, младшенькие, и говорят: «С тебя миллиард. Это мы тут уполномоченные по Аллаху». Ну вот и не разошлись.

– Ты правда думаешь, что это все из-за денег? – спросил Кирилл.

Джамалудин расхохотался.

– Все в этом мире из-за денег, – ответил он, – просто некоторые из-за денег строят заводы, а некоторые – их взрывают.

Со сцены грянула новая песня, и через минуту Джамалудин поднялся и ушел, и вместе с ним ушла вся силовая головка. Кирилл посидел две минуты и тоже пошел в резиденцию, однако, когда он вошел в дом, начальник охраны сказал ему, что Джамал занят, и поговорит с ним попозже.

Кирилл понял, что первый вице-премьер Джамалудин Кемиров озабочен милицейской зачисткой в Тленкое куда больше, нежели можно предположить из его застольного смеха.

* * *

Пошел четвертый день, и пятый.

Над Старым Тленкоем кружили боевые вертолеты, и в горных лесах рвались кассетные бомбы, но было уже ясно, что боевики – ушли. Они просочились куда-то сквозь дыры в оцеплении, или их выпустили за деньги; ФСБ официально заверило, что двое боевиков убиты, но трупов не показали и фамилии не назвали. Неофициально генерал Шершунов сказал, что убит Булавди Хаджиев, по городу шептались, что трупа-то и нет, а просто притащили какого-то переносного мертвеца из морга. Некоторые говорили, что мертвец был не из морга, и не мертвец.

Кирилл срывался и кричал на подчиненных по каждому поводу.

Вечером пятого дня, когда Кирилл был на объекте с экспертами из «Лурги», на площадку заехал черный «мерс», и из него вылез Шахид с рацией в руке. Шахид подошел к Кириллу и тихо сказал:

– Алихан вернулся.

Лицо Кирилла стало цвета стирального порошка. Он попрощался с экспертами и сел в машину.

Дом за кирпичной стеной сиял, как рождественская елка, на высокой веранде пили чай охранники, и стеклянные двери в прихожую были распахнуты настежь.

Посереди мощеного плиткой двора бил фонтан, и возле него уже набухали бутоны роз – розовых и желтых на черной жирной земле. Кирилл выскочил из машины и побежал по лестнице наверх, и когда он был уже у стеклянных дверей, он оглянулся.

Ворота во двор, – огромные, кованые глухие ворота, челюсти которых никогда не разжимались, кроме как для того, чтобы пропустить хозяина и доверенных гостей, и которые должны были закрыться сразу по проезду кортежа, – были распахнуты настежь, и в эти распахнутые ворота заезжали, одна за другой, белые «десятки» без номеров.

Кирилл смотрел, открыв рот, и в эту секунду все четыре двери передней «десятки» распахнулись, словно лепестки, и оттуда выскочил Джамалудин, в черной кожаной куртке и каких-то ржавых штанах, и хищные проворные люди в камуфляже и с автоматами.

Тут же выскочили еще, и еще, и Кирилл, оцепенев, смотрел, как мирный двор с журчащим фонтаном вдруг заполняется вооруженными людьми, и как широкий протектор колеса вминает в черную землю розовые бутоны. «Вот так оно и бывает, – мелькнуло в мозгу Кирилла, – человек сидит у себя во дворе, и смотрит на фонтан, и пьет чай, а потом во двор заезжает „десятка“ без номеров, и на следующее утро на вопрос, куда пропал человек, Джамалудин, улыбаясь, отвечает: „Сбежал“.