Московская комиссия приехала в республику изучать экологию и недропользование, и ее появление, как полагал Кирилл, было очередным результатом неутомимости Христофора Анатольевича.

Комиссия вела себя довольно учтиво, ибо знала, что предыдущей комиссии Джамал Кемиров за правильный отчет об экологии заплатил ровно миллион долларов. Правда, Джамал швырнул этот миллион в коллектор со сточными водами, а потом под дулом автомата заставил члена комиссии туда за ним нырнуть. Кирилл лично думал, что автомат был лишним. Член комиссии нырнул бы и так.

В середине заседания Джамалудин и Хаген получили какое-то известие и уехали, а Ташов, сидевший через стул от Кирилла, перегнулся к нему и прошептал на ухо:

– Еще одного человека убили. Зама у Хагена. Подошли два парня у дома и расстреляли в упор. Помнишь Асланбека, которого убили в феврале? Они за этого Асланбека поклялись убить сто ментов.

– Мы не можем допустить, – громко сказал Христофор Мао, – чтобы деятельность завода нанесла ущерб будущим поколениям! Мы обязаны беречь наших граждан!

* * *

Кирилл вернулся домой к одиннадцати вечера. Шахид и Абрек уехали на соболезнование. Алихан сидел за ужином очень задумчивый. В среду Торби-кала была вся полна патрулями, и не убили никого, а через три дня убили гаишника, и в тот же вечер патрульный «газик» наскочил на ведро со взрывчаткой.

* * *

А еще через день случилось покушение на Дауда Казиханова.

У дома Дауда снова нашли фугас, и так как речь шла о Дауде, то было не очень понятно, теракт это или бытовуха. Ведь с одной стороны, Дауд был давно приговорен к смерти шариатским судом за сотрудничество с ФСБ, а с другой стороны, было известно, что он только что стрелял в человека, который вместо него выиграл подряд на реконструкцию Тленкойского моста.

Короче говоря, Кирилл скорее думал на бытовуху, но еще через неделю машину начальника РУБОПа обстреляли из автоматов, и так получилось, что охрана застрелила одного из нападавших. Его показали по телевизору. Выстрел снес ему пол-лица, но председатель правительства Христофор Мао сказал, что это эмиссар, приехавший из-за границы с целью подорвать стабильность в республике.

За ужином Алихан рассеянно гонял по тарелке куски рыбы.

– Его звали Саид-Магомед, – вдруг сказал Алихан, – он из соседнего села. Его семья уехала в Бельгию, когда ему было десять лет, а он все просился приехать. Говорил, хочу школьных друзей увидеть. Вот он приехал, и сразу на следующий день убежал в горы. Он на год старше меня.

– И давно он приехал?

– Неделю назад.

Тут в столовую вошел кто-то из охранников, и Алихан замолчал.

Кирилл хотел поговорить с Алиханом об эмиссаре из Бельгии, но рухнул в постель и заснул, а в пять утра его растормошила Диана: надо было лететь в Москву.

* * *

Звонок из Генпрокуратуры раздался, когда он выходил из самолета. Следователь Пиеманис очень вежливо попросил подъехать на Технический, и осведомился, на когда удобно будет оформить повестку.

Кирилл не придал звонку значения. Его допрашивали уже несколько раз, все очень благожелательно, но Кирилл знал, что расследование смерти Заура Кемирова попросту толчет воду в ступе. Поэтому Кирилл сказал, что он в Москве, и так как назначенная ему встреча была недалеко от Технического, он будет сразу после встречи.

Он освободился к часу и сразу поехал в прокуратуру, и когда он подъехал, у стеклянных дверей будочки уже маялся какой-то белобрысый майор из следственной группы. Майор лихо выписал пропуск и повел его через рамку во двор. Рамка зазвенела, Кирилл с досадой выложил мобильный и снова прошел через рамку, но рамка зазвенела опять.

Кирилл сунул руку под пиджак и обомлел. Он очень устал и не выспался, и утром, переодеваясь, он механически взял с собой пистолет, а через час забыл отдать его охране, поднимаясь на борт самолета в Торби-кале. Кирилл вынул руку, сунулся снова в карман и извлек оттуда связку ключей.

– Да проходите, проходите! – поторопил майор.

Кирилл распихал по карманам мобильники, одернул пиджак и заспешил по двору к бетонному кубу с крыльцом, напоминавшим квадратную челюсть гиены.

Следователь Пиеманис был высоким и полным мужчиной лет сорока пяти; на жирной розовой щеке торчала бородавка, и одинокий длинный волосок торчал из нее, как кошачий вибрисс. Стена кабинетика, в котором он сидел, была увешана календарями с людьми в камуфляже, значками и вымпелами: чувствовалось, что следователь Пиеманис восхищался укрепляемой им по мере сил вертикалью власти.

Кирилл, чувствуя себе последним идиотом из-за пистолета, неловко присел на край стула. Пиеманис копался полчаса, вбивая в компьютер его данные и заполняя подписку о неразглашении. Потом снова принялся расспрашивать о взрыве: все эти показания Кирилл давал раз пять или шесть, и никакого оперативного интереса они уже не представляли.

Кирилл проголодался, вспотел в теплом пиджаке (снять его он не решался, памятуя о пистолете), и уже хотел было послать следователя к черту, когда тот спросил:

– Ведь я так понимаю, что после гибели брата Джамалудин Кемиров стал хозяином республики?

– Он мэр Бештоя и заместитель председателя правительства, – ответил Кирилл.

– А какие отношения были у Джамалудина и его покойного брата?

– Такие же, как между моей правой щекой и левой.

– Они не ссорились?

– Никогда.

– Насколько мы выяснили, накануне гибели Заура Ахмедовича Джамалудин Ахмедович демонстративно покинул ресторан, где гулял его брат. Разве этому не предшествовала ссора?

Кирилл сглотнул. Он слишком хорошо помнил, что случилось в ту ночь. Никогда в жизни не приходило ему в голову, что он будет отмазывать Джамала от убийства двух девушек, которым выстрелили в затылок из «стечкина».

– Нет.

– Ну что ж, – распишитесь и идите, – сказал следователь.

Из принтера вылезло два листа бумаги.

Кирилл взял их и прочел: «Отношения между президентом республики и его младшим братом были очень плохие. Заур Кемиров являлся твердым сторонником российской государственности, Джамалудин презрительно относился к России и проявлял себя исламским фанатиком. Накануне гибели Заура между ними произошла крупная ссора. После смерти брата Джамалудин Кемиров унаследовал его имущество и всю власть в республике».

Кирилл почувствовал, как краснеет от бешенства.

– Где здесь хоть слово, которое я сказал? – спросил Водров.

– Все как вы сказали, – отозвался Пиеманис.

Внутри Кирилла что-то хрустнуло. Рука его сама рванулась под пиджак, и в следующую секунду «макаров» в руке Кирилла уперся следаку в лоб. Сухо щелкнул предохранитель.

– Ты, сукин сын, – сказал Кирилл, – ты у меня сейчас сожрешь эту блевотину. И если ты еще раз напишешь что-то подобное, не думай, что ты спрячешься за начальством! Ты ответишь за это лично, понял? За каждую строчку, которую написал! Ты у меня дни будешь считать до ответа! Жить – и считать!