– По-моему, в каждую роль и в каждый эпизод вы много привносите от себя…

– Всегда! Особенно, в эпизодах. В сценарии – одна строка: вошла и вышла. И все. Попробуй, придумай! Не всем дано. Недавно меня буквально умоляли приехать на съемки, даже обещали дописать текст. И дописали! Уборщица моет пол и поет. Что петь? Мой партнер по «Картошке» Саша Михайлов подсказал мне куплет, который всегда пела его мама:

А в другом фильме, «Сестренка», у меня два появления. Сначала герой спрашивает, как найти девушку, а потом я спрашиваю девушку – нашел ли ее герой. Дело происходит в деревне. Что там играть?! Ну, решила взять бутылку, налила туда воды с мелом – будто мутный самогон. Вставила соломинку, стою, попиваю… Разрешили спеть частушку:

И так постоянно. Играть нечего, а играть-то хочется!!!

– Мне кажется, что вообще с искусством эпизода сейчас что-то произошло, в худшую сторону. Когда-то в советском кино каждое появление на экране становилось событием, эпизоды запоминали иногда лучше, чем главных героев. А сегодня мы переняли голливудский подход: первые трое-пятеро исполнителей – звезды, а остальные – фон. Безликие все.

– Может, из-за экономии? Набирают плохих актеров, чтобы денег больших не платить. Если б я была режиссером, на эпизоды брала бы только мастеров, потому что с ними получается совсем другое кино, другое дыхание. Тут нельзя экономить, ведь скупой платит дважды. Ты прав, мы сейчас не помним многих героев старых фильмов, а эпизоды – всю жизнь.

Когда я показывалась в театр к Игорю Владимирову, он сказал: «Знаешь, деточка, приходи ко мне лет через… тридцать. Ты будешь второй Корчагиной-Александровской. Я тебе это предсказываю. И вот тогда ты мне будешь нужна…»

– Ну и как, ощущаете вы себя сейчас Корчагиной-Александровской?

– Ой, нет. Я слишком скромный человек. И даже эта штука, которую ты мне подставил под нос, – микрофон – меня крайне смущает, вот я и несу всякую чушь. Я была и останусь только собой.

– Но хотя бы ощущаете, что сейчас вы стали очень востребованной и популярной, что у вас произошло новое рождение как актрисы?

– Поздновато я рождаюсь… Ничего толкового еще не сыграла, совсем не использована.

Конечно, я чувствую: что-то изменилось. Я этому рада, потому что еще есть силы, я могу сыграть большую, хорошую роль. Я обожаю танцевать и даже могу с ходу запрыгнуть на стул в нашем спектакле «Любовь – не картошка»… Но возраст-то сказывается! Пару лет еще можно использовать. Только завишу я от других людей, а не от себя…

– Кира Александровна, мне приятно осознавать, что в родном Питере вас очень любят. И в прессе, и на телевидении о вас говорят довольно часто, приглашают на интервью, хвалят в рецензиях. И очень приятно, что последние годы вас открыли режиссеры антреприз. Сразу несколько удачных постановок – для актера это настоящий подарок.

– И не говори! В театре ведь играют одни мужики, а если и попадаются одна-две рольки, то в основном это – молодые героини. А в антрепризе сначала я попала в изумительный спектакль «Голубки». Моими партнершами были Зина Шарко, Нина Усатова, Ада Роговцева и Ольга Антонова. Я их очень люблю, работать с ними для меня огромная радость. А какая роль! Меня ввели спешно, без репетиций, необходимо было срочно заменить Светлану Крючкову. Мы ехали в поезде и проговаривали текст. Перед премьерой я успела только походить по сцене, не было ни одной репетиции. И вот – спектакль. Я сижу в темноте, в глубине сцены, открывается занавес, и тут меня начинают одолевать мысли: «Все. Провал. Надо или бежать от позора, или отползать в угол сцены…» И спасло ситуацию только то, что сначала я подумала о своих товарищах, которые долго готовились к этому спектаклю, а потом подумала о Яше… И начала молиться: «Яшенька, помоги мне!..» И вдруг на меня снизошло такое спокойствие, будто сверху накрыла какая-то благодать! Я взяла себя в руки и сделала все четко, правильно. Может быть, мне все это показалось, но первое впечатление сложилось, будто кто мне помог.

Потом играла с Андрюшей Краско в спектакле «Москва – Петушки». Это тоже был праздник, творческое счастье. Андрей был и артист замечательный, и человек простой и милый. Мы с ним как родные были.

Сейчас у меня любимая роль – Бабка в спектакле «Любовь – не картошка, не выбросишь в окошко». Я буквально купаюсь в этой роли, чувствую себя «в своей тарелке» и очень скучаю без нее.

– В этой роли вы очень напомнили мою бабушку. Даже моя маленькая дочь на премьере шептала мне: «Это же наша баба Клава!»

– Ты знаешь, очень многие люди постоянно подходят ко мне после спектакля и говорят: «Спасибо, вы сыграли мою маму»… Или бабушку. И это для меня высшая награда. Я свою героиню знаю очень хорошо. Могу от ее лица произносить любые монологи на все темы. С «Картошкой»

мы объехали всю Россию, в некоторых городах побывали по два-три раза, и нас зовут еще.

Мне повезло, я попадаю в хорошие антрепризы, не халтурные. Об этом направлении в театре говорят много плохого, но лично я довольна. У меня антреприза высшего качества. Наш директор и продюсер Наташа Колесник о нас – актерах – заботится, как о детях. Я получаю прекрасные роли, которые ни в кино, ни в «Александринке» давно не предлагают. И даже если критики ругают – как, например, пьесу Лабазерова «Семейный портрет с неизвестным» – мне эта работа доставляет удовольствие. Что уж говорить о таком подарке судьбы, как спектакль Тростянецкого «О вы, которые любили»! Или о работе с Александром Белинским в оперетте «Судьба-индейка» по пьесе Островского «Волки и овцы»! Там я играла Анфусу, пела, танцевала, и это был настоящий праздник.

– Вы следите за людьми? Наблюдаете за интересными типажами? Есть у вас своя «копилка» характеров?

– Специально не слежу, но иногда в том же метро глазом упрусь в кого-нибудь, оторваться не могу. Если бы я начала играть этого человека в кино, мне бы режиссер не поверил, что такое в жизни бывает! И я пытаюсь запомнить эти жесты, мимику… Однажды ехала в Москву, и в купе со мной оказался один дядька, который так чудесно храпел, что я не верила своим ушам: «Ого, ого… Хо-хо-хо-хо… Ого-ого!» Пыталась запомнить – слушала, повторяла за ним – хотела в спектакле «Женитьба» воспроизвести этот храп, но режиссер не разрешил.

Я даже когда свои монологи пишу, всегда надеваю какие-то детали костюма, слегка изменяю свою внешность, тогда текст рождается легче. Я начинаю мыслить от лица героини. Ту же бабку из спектакля «Любовь – не картошка…» я уже настолько хорошо знаю, что могу в этом образе много чего говорить и делать. Недавно я прошла кастинг на одном из телеканалов, где создается необычная программа: якобы люди из народа самых разных профессий и возрастов будут брать интервью у звезд и комментировать их выступления. Так вот я должна выступать от лица этой своей бабки. На пробах, например, я комментировала пикантные фотографии Анфисы Чеховой: сначала, будто бы они мне нравятся, а потом – ругала. Сама бы, от своего лица, я бы не справилась с этой задачей, а в образе я могу делать, что угодно!